Кости не лгут

Он крадучись прошел вдоль стены. Внутри дома за ним неотступно следовала маленькая собачка, перебегая из комнаты в комнату. Сзади дом обрамлял забор из сетки-рабицы. Калитка предательски взвизгнула, когда он ее открыл. Поэтому закрывать ее он не стал. А пробрался через высокие заросли сорняков к заднему входу. Надев перчатки, он попробовал приоткрыть раздвижную стеклянную дверь. Заперта! Прищурившись и прикрыв глаза ладонью, он попытался рассмотреть сквозь стекло, что внутри. Но внутри была одна темнота. Он начал обходить дом по периметру, пробуя все окна. И наконец нашел одно со сломанным замком.

Кому-то не мешало бы прослушать лекцию о надлежащей эксплуатации дома.

Он приоткрыл окно и прислушался. Но услышал только чей-то храп и позвякиванье собачьих жетонов. Он подтянулся, перегнулся через подоконник и приземлился в пустую спальню, загроможденную коробками и всяким хламом. Он постоял неподвижно несколько секунд, но храп продолжал звучать ровно.

С рыком, больше походящим на визг, к его ноге подлетела собачка. Вцепилась в его штанину и повисла на ней. Он отпихнул ее другой ногой. Существо заскулило, но приготовилось к новой атаке. Второй удар заставил собачонку отлететь в дальний угол спальни. Не дожидаясь, когда она очухается, он схватил ее за загривок и выбросил в окно.

Нет собаки – нет проблем.

Его пульс подскочил, когда он вышел из спальни. По венам забурлил адреналин, внутри все возбудилось. Прошло уже столько лет с тех пор, как он убил другого человека. Но разве можно позабыть этот внутренний трепет, эту необыкновенную эйфорию?

Пока он крался к хозяйской спальне, под его весом скрипнула половица. Храп прекратился, и он замер прямо напротив открытой двери.

Как могла его бесшумная поступь ее разбудить, если этого не сделал собачий лай?

Но вот зашуршало одеяло, и он задержал дыхание. А когда храп со странным фырканьем возобновился, напряжение спало и с его мышц.

Теперь он слышал каждый стук своего сердца в груди, ощущал, как кровь толкала по его телу кислород. По его конечностям побежала сладостная дрожь. И он почувствовал себя более живым, чем был все прошедшие годы.

А их уж минуло двадцать три…

Он заглянул в дверной проем. Момент истины…

Она лежала на спине – одна рука откинута в сторону, рот приоткрыт. Когда-то она была очень красива, но тяжелая жизнь сделала свое дело. Желтоватая кожа и потемневшие зубы… Она давно перестала следить за собой, на что также указывали бутылка джина и стакан, стоявшие на прикроватной тумбочке.

Как знать, может, он даже окажет ей одолжение? Она жила в доме-помойке. Не ухаживала за собой. Прожигала жизнь впустую. Но он побился бы об заклад: столкнувшись с неминуемой смертью, она будет отчаянно цепляться за эту жизнь, которую сама же безбожно растрачивала.

А убедиться в этом он мог одним-единственным способом.

Он пересек комнату и вытащил из кармана веревку. Ее конец уже был завязан в простую удавку. Он расправил петлю. Штанга потолочного вентилятора убедила его, что отлично выдержит ее вес. Многолетнее предпочтение алкоголя перед едой немилосердно потрепало женщину.

Перед туалетным столиком стоял стул. Он схватил его и поставил под вентилятором.

Подкравшись к кровати, он наклонился и позвал:

– Кристал!

Она шевельнулась. Ее рот закрылся, и она сглотнула.

– Кристал, – прикоснулся он к ее плечу.

Глаза женщины распахнулись. Замешательство быстро сменилось тревогой. Она резко выпрямилась. Ее губы приоткрылись, словно приготовились закричать. Какое это имеет значение? Поблизости не было никого, кто бы мог услышать ее крик. Но он все равно зажал ей рот рукой и потащил с постели. Прижав ее спину к своей груди, он обхватил другой рукой ее тело. Она сопротивлялась. Ее удары и пинки оказались на удивление сильными для исхудавшей женщины ее возраста. Но тягаться с ним ей было не по силам.

Он накинул ей на шею петлю. Ему незачем слышать ее крики. Парализованная страхом, она замерла. И тогда он потянул за конец петли.

– Пожалуйста, не надо, – прохрипела она. Лишив ее доступа воздуха, веревка заглушила слова мольбы.

Держа одной рукою петлю, а другой – ее тело, он приподнял ее к потолку. Ее ноги неистово затрепыхались в поисках стула, на который они могли бы опереться.

Но ее голова была уже под потолочным вентилятором. Он прикинул расстояние, которое должно было разделять ее ступни и пол, и намотал веревку на штангу. Перед тем как завязать конец, он ослабил веревку на несколько дюймов.

Она задышала судорожно, тяжело, с присвистом.

Он улыбнулся.

И выбил стул из-под ее ног.

Ее глаза широко раскрылись, мочевой пузырь расслабился и увлажнил ее серые тренировочные брюки. Ему в ноздри ударил острый и едкий запах мочи. Он отступил, не сводя глаз с подвешенного тела. А оно задергалось, заметалось в петле. Мыски ее стоп потянулись к полу, но не смогли до него достать. Ее конечности замолотили по воздуху.

В панике.

В отчаянии.

Ее руки потянулись к горлу. Пальцы вонзились в веревку. Ногти начали расцарапывать кожу, оставляя на шее кровавые следы. Но она так и не сумела высвободиться.