Кости

Он стиснул кулаки, и старые ожоги выцвели до жемчужной белизны.

— Моя голова… я этого наслушался, и мне захотелось сжечь себя всего. Я пошел домой, нашел еще спичек. Кинул их в воду. Позвонил другому куратору. — Глаза у него наполнились слезами. — А Саймону так и не сказал!

— Симона ненавидит своих родных.

— Она их не просто ненавидит, — выговорил Хак. — Она… она их… таких и слов-то нет!

— Симона когда-нибудь демонстрировала недовольство по поводу новой женитьбы Саймона?

— Нет-нет-нет-нет-нет, наоборот! Она обожала Надин. «Надин умная, Надин стильная, Надин красавица», не то что ее мать. Я знаю Келли, она человек хороший, но не поддерживала Симону; ладно, я всё понимаю, мы все всё понимаем, но…

— Симона утверждала, что любит Надин.

— Она говорила, что хотела бы, чтобы ее воспитывала Надин. Они обнимались, они целовались, Надин относилась к Симоне как к сестренке. Когда Симона приходила в дом, она играла волосами Келвина. Чудесные волосы, всегда говорила она. В щеки его целовала. «Он такой милый, Трэвис! Я так его люблю, Трэвис! Он гениальный, Трэвис, я его люблю. Золотые руки, я его так люблю, Трэвис!»

— Золотые руки…

— Золотые, бриллиантовые, платиновые, волшебные руки. Она говорила, что в его музыке звучит чистая любовь, и его руки напрямую связаны с душой.

— Но в тот день, во дворе, никакой любви…

— Мой мир сгорел дотла, — выдохнул Хак. — Я уполз обратно в свою клетку.

— Вы ничего не сказали Вандерам, — промолвила Валленбург, — потому что у вас не было доказательств. Кто бы вам поверил?

Хак улыбнулся.

— Возражение отклоняется.

— Но, Трэвис…

— Я ничего не сказал, потому что я трус.

— Это же смешно, Трэвис. У вас побольше храбрости, чем у многих других.

— Возможно, Дебора права, — подтвердил я.

Мо Рид вскинул бровь. Майло по-прежнему не шевелился.

Я продолжил:

— Это в самом деле был трудный выбор, Трэвис. Вскрыть нарыв в надежде, что удастся увернуться от потока гноя, или молиться, чтобы все ограничилось только словами.

— Оправдания, — повторил Хак. — Типичный немец…

— Ох, Трэвис, ради всего святого! — взмолилась Валленбург. — Мы сюда не о космосе и философии беседовать пришли, речь идет о чисто юридических вопросах. Вы никоим образом не могли предвидеть, что они замышляют, и были совершенно не обязаны разглашать то, что подслушали.

Майло приоткрыл один глаз.

— Если только он не был замешан в этом сам.

Валленбург фыркнула.

— Ой, я вас умоляю! Вы хоть не спали последние десять минут?

— Не спал. Выслушал интересную историю…

— Все логично, Дебора, — произнес Хак. — Я убил человека, я покупал секс за деньги…

— Трэвис, помолчите!

— Давайте поговорим о других жертвах, — предложил я.

— Три женщины, — кивнул Хак.

— Шералин Докинз. Ларлин Ченовет. Демора Монтут.

Никаких признаков узнавания. Никаких попыток отрицать.

— Я о них услышал по телевизору, — сказал Хак. — Тогда и сбежал.

— Почему именно тогда?

— Из-за того, чем они зарабатывали. Я хожу к таким женщинам, как они. Я начал чувствовать, что знаю их. Может быть, я действительно что-то сделал…

— А что вы сделали?

— Иногда я плохо соображаю, что делаю.

Я повторил имена. Он ответил:

— Нет, вряд ли.

Валленбург стиснула зубы.

— Трэвис! Это не то, что вы рассказывали мне!

— Деб…

Рид вытащил три полицейских снимка. Хак долго рассматривал их, потом покачал головой.

— Он к этому никакого отношения не имеет, — сказала Валленбург. — Он запаниковал и сбежал.

— Вы никогда не снимали женщин у аэропорта? — спросил я.

— Нет.

— А где вы их берете?

— На бульваре Сансет.

— А почему не в аэропорту?

— Мне надо быть поближе к дому, вдруг я понадоблюсь Саймону и Надин.

— Зачем вы можете им понадобиться?

— Отвезти что-нибудь, привезти из круглосуточного ресторана — иногда Надин вдруг хочется есть посреди ночи. Иногда я покупаю Келвину диски в «Тауэр рекордс» на бульваре Сансет. Раньше покупал. Теперь они закрылись, и я хожу в «Вёрджин».

Оба магазина были в нескольких минутах езды от того места, где Рид нашел проституток, которые знали Хака.

— Быть на связи двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю… — произнес я.

— Такая у меня работа.

— Симона знала, что вы ходите к проституткам?

Чуть заметная, загадочная улыбка.

— Что тут смешного? — спросил Рид.

Хак вздрогнул.

— Ничего, ничего! Просто я не то чтобы к ним ходил. Так… захаживал.

— Так Симона знала? — спросил я.

— Я ей признался.

— Зачем?

— Мы разговаривали. Заполняли пробелы.

— Откровенничали?

— Да.

— И какие пробелы заполнила Симона?

— Что ей нравится вкус собственной крови. Что ей нужно что-то чувствовать. Что она мечтает о совершенном теле, что постоянно чувствует себя жирной, ненавидит зеркало, в котором видит все эти груды сала…

— А что вы говорили ей про проституток?

— Я сказал, что до нее у меня были только такие женщины. Я сказал, что быть с ней для меня все равно, что высадиться на Луну.

— Новая жизнь.

— Новая вселенная.

— Так что когда вы застали ее с Уэйром, это было…

Хак хлопнул в ладоши.

— Полный крах.

Я покосился на Майло. Тот снова прикрыл глаза и погрузился в мнимую дремоту.

— Трэвис, расскажите нам о Силфорде Дабоффе.

Затуманенный взгляд.

— О ком?