Костя в средней школе

Вместо белёсого зимнего неба над головой сверкало ярко-синее. Таяли и громыхали об асфальт сосульки, узкие тротуары наполовину огородили, но мы умудрялись помещаться плечом к плечу на оставшейся части. На Марусе было новое серое пальто с поясом и бежевая косынка, она выглядела очень взросло. Мало кто из девочек так одевался. Большинство одевались по странной моде — во всё широкое: широкие штаны, свитера, куртки, пиджаки. Часто перекрашивали волосы. Я немного завидовал Марусе в том, что ей совершенно нет дела до того, чтобы быть как все. Я вот недавно выбрал себе широкие штаны, засунул поглубже в шкаф все свои «классические» джинсы и кайфовал от того, что не отстаю от последних тенденций.

— Не придумаешь, как мне стать прежним? — спросил я своим вечно ироничным тоном, который мне уже порядком надоел.

Маруся пожала плечами.

— Кажется, я начинаю привыкать, — улыбнулась она.

— Это хорошо, — сказал я.

— Только не надо курить, — робко попросила Маруся.

— Больше не буду, — пообещал я.

— Ты говорил, что и драться не будешь, — не удержалась Маруся.

— Тогда ты мне ультиматум поставила, а сейчас просто попросила.

— А что мне было делать? — возмутилась Маруся. Скорее всего, как и я, она сто раз прокрутила в голове наш возможный разговор по итогам драки. — Что бы ты сделал на моём месте?

— Наверное, то же самое.

— Ну вот.

— Что «ну вот»? — уточнил я.

— Значит нечего было обижаться.

— Я и не обижался, — напомнил я. — Это ты на моё сообщение не ответила.

— Да. Значит я была не права, — заключила Маруся.

— Похоже на то, — подтвердил я.

— Прости.

— Не вопрос, — ответил я.

— Но как ты всё-таки додумался идти с ним драться — уму непостижимо! — не могла успокоиться она.

— Ну, у всех случаются в жизни ошибки, — ответил я по привычке.

Маруся неодобрительно покачала головой.

— Ну пока, — сказала она, когда мы подошли к её дому.

— Пока, — ответил я.

Она не двигалась, и я успел порадоваться, что ей тоже совсем не хочется прощаться.

— Рюкзак оставляешь себе? — спросила она наконец.

Я сконфуженно рассмеялся, передал рюкзак и пошёл домой.

Часа через два я сидел за своим письменным столом и безуспешно пытался совладать с домашней работой по алгебре, и пока успешно — с искушением обратиться к Марусе за помощью, когда пришло сообщение от Дани:

++++++++++++++++++++++++

На сей раз я не стал сдерживаться и немного поплакал.

Дом отдыха

И снова всё началось с Вергилии. Мы с ней помирились вскоре после Даниного дня рожденья. Я попросил прощенья и у неё, и у Матвея. Шутить я сразу не перестал (привычка — страшное дело), но потребность в этом явно ослабла.

А в мае она подозвала меня на серьёзный разговор. И, преодолевая смущение, огорошила:

— Вот ты с Марусей помирился, а почему не целуешь?

Я, само собой, челюсть уронил, дар речи утратил.

— Что глаза вылупил? — продолжила наезд Вергилия.

— Ты многовато на себя берёшь, Вергилия, — нашёлся я.

— В самый раз! — парировала она. — Кто тебе ещё на это укажет, если не я?

— Сам как-нибудь соображу, — не сдавался я.

— Да вот не похоже. Тебе скоро пятнадцать, весь такой крутой, усы уже чернеются, а ты всё тормозишь.

Этими усами Вергилия вогнала меня в краску по самые уши.

— А куда спешить-то?

— Некуда, конечно. Вы вообще пара или так, старые друзья? Ты уж определись.

— Определюсь, — пообещал я, чтоб побыстрее отвязаться. — А вы что, с Матвеем…?

Тут пришла очередь Вергилии краснеть.

— Он, конечно, не такой тормоз, как ты, но тоже подсказывать пришлось, — поделилась она.

Я невольно скривился, и Вергилия это заметила.

— Что ты рожи корчишь? Детский сад! Если в походе на сподобишься, не удивляйся, если за лето Маруся найдёт кого-то более шустрого.

И хотя я ни на секунду не поверил в её угрозу, этот разговор лёг на сердце тяжёлым грузом. Вдруг она права? Вдруг Маруся ждёт от меня чего-то эдакого? Ну и что? Подождёт. Только ведь никуда не деться… Рано или поздно придётся…

Вот бывает, что необходимо сделать какое-то неприятное дело и знаешь, что не отвертеться, и воспоминание об этом постоянно всплывает и портит хорошее настроение до тех пор, как не выполнишь. А тут будто десять таких дел навалились меня скопом. И ни с мамой, ни с Марусей не посоветуешься. Пришлось прибегнуть к Никите, хотя я понимал, что с таким же успехом можно обсуждать с ним книжные новинки.

— Слушай, ты когда-нибудь целовался? — спросил я как можно легкомысленней на обратном пути из школы.

— В смысле? — не понял Никита.

— Ну, с девочкой, — уточнил я и покраснел.

— А-а, — заулыбался Никита. — Маруся требует?

— Нет, конечно, разве ты можешь такое представить?

— Ну, я имел в виду, намекает, — поправился Никита. — Я в лагере этим летом познакомился с одной, как раз на Марусю похожа, в очочках. И вот, сидим мы вечером у костра, ничто не предвещает, и вдруг она резко поворачивается и целует меня. Я чуть не задохнулся. И еле сдержался, чтоб не сплюнуть. Потому что мы перед этим жареные сосиски ели.

Я заметил, как Никиту передёрнуло при воспоминании, и тоже содрогнулся.

— И что ты?