Чувство беспомощности и какой-то угрюмой безысходности овладело Опалом. Холодная пустота потекла внутрь, мёртвым холодом убивая, замораживая все попытки сопротивления. Сознание обволокло какой-то мерзкой серой хмарью и стало настолько тоскливо и паршиво, что Опала буквально вывернуло от неприятия этого, выгнуло с сухим треском в позвоночнике, с белой крошкой обломанных краев суставов. Что-то будто лопнуло в пустой клетке рёбер, там, где у живых сердце. Плеснуло опаляющим жаром неуместной сейчас, какой-то детской обиды на себя, на этот злой и беспощадный к нему мир, на рок, судьбу или чей-то злой умысел, что зашвырнул его сюда, в это мёртвое тело. Обиды на тех, кто сейчас его пеленал, обвивал невидимыми нитями. Внутри рвануло смесью дикой ненависти к напавшим на него и безумной тяги к свободе. Опалило неистовым желанием сбросить душащие его нити. Сознание заполнилось лишь одной, всепоглощающей мыслью - хоть кого-то схватить напоследок за дышащее, пульсирующее жизнью горло. Сжать и выпустить когти, прорывая нежную тонкую кожу, вспарывая вены и артерии. Хоть одного но, забрать с собой!
Этот жгущий душу сгусток неконтролируемых, бессвязных ощущений и эмоций столкнулся с ледяной пустотой бессилия внушаемой снаружи и рванул, потоками раскалённой лавы выплескиваясь наружу, вновь заставляя выгибаться его дугой от ослепляющей боли. Холодный зелёный огонь охватил душащую Опала паутину, снедая со скоростью молнии внутренние запасы энергии, но заставлял растворяться, отступать в белый туман клейкие нити. Неожиданно Опал почувствовал, что может шевельнуться. Лязгнули доспехи, тело бросилось вперёд, в белую хмарь, откуда, словно живая, тянулась к нему липкая паутина. С визгом сорвался с ложа арбалетный болт. Рычаг провернул барабан, взводя оружие. Дважды гулко громыхнуло, разнесло в пыль огромный кусок скалы. Разлетающийся в разные стороны острый щебень просвистел над головой, дробью простучал по металлу доспеха. В белом тумане кто-то громко заорал от боли, срываясь на затихающий стон. Минус один. Над поверхностью плато поднялись плотные клубы пыли, давая ему драгоценные доли секунды на мощный бросок вперёд. Он преодолел разделяющее его и неведомых врагов расстояние. И приятнейшей для него музыкой зазвучал визгливый, наполненный животным страхом, испуганный голос откуда-то из-за с боку:
-Сети! Сети бросайте, братья! Убьёт же, демон! Кидайте же сети во имя Всеблагих! Брат Оторун! Пробуждённого зовите!
От первой сети Опал отклонился быстрым движением тела. Упал на колени, резко проваливаясь вперёд и вниз, пропуская над собой сплетённую из стальных жил сеть. Не гася инерцию движения, перекатился через плечо по камням, скрежеща железом доспехов и высекая искры. Справа, возле небольшой груды валунов, уловил движение, выстрелил. Грохнуло, кто-то тоскливо, предсмертно заскулил, заканючил, поминая нижних демонов. Закованные в металл ступни с силой лязгнули о скальное плато, согнутые в коленях ноги пружиной распрямились, выбрасывая тело вверх, уводя его отчего-то непонятного дымчатого, мутно-пепельного, мелькнувшего внизу хищным отблеском. Чувство опасности не просто орало, оно ревело корабельной сиреной, вопя, что от того что промелькнуло под ним надо бежать и как можно дальше и быстрей. В полете, периферийным зрением поймал тёмную полосу трещины в вертикальной плоскости скалы. Воткнул пальцы левой руки между кромками камня, качнулся, обозначая, показывая, что метнёт свой костяк вверх и резко провернул кисть назад. Неприятно хрустнуло, лопнуло порванной струной, тело встряхнуло до щелканья клыков, но он угадал. В камень скалы перед ним с разочарованным лязганьем ударились сразу три тонкие цепи с острыми грузилами на концах. Опал резко упал вниз, оставляя в расщелине сорванную с руки латную перчатку и, похоже, пару фаланг пальцев. Едва почувствовав опору под ногами, снова выстрелил, чуть ли не себе под ноги, но ещё раз арбалет взвести уже не успел. Со всех сторон, словно выросли из камня плато, родились из клубов пыли, к нему бросились необычайно быстро двигающиеся, какие-то лысые, в серых то ли сутанах, то ли балахонах, люди. Опал, отбрасывая арбалет и выхватывая шестопёр, бегло отметил, что он их по-прежнему не чувствует. Не видит ни ауры, не чувствует запаха, не слышит стука с сумасшедшей скоростью бьющихся сердец. Только видит их оскаленные в крике рты и налитые кровью глаза с полностью заполнившими радужку чёрными пятнами зрачков.