Костяной склеп

— О, мистер Чепмен, прошу быть почтительнее с нашими экспонатами. При самом приблизительном подсчете их у нас хранится около тридцати двух миллионов. Одних млекопитающих — более двухсот семидесяти тысяч образцов, это включая скелетный материал, шкуры и внутренности в банках, что расположены по всему зданию.

— Все они в открытом доступе?

— В этом плане у нас все так же, как и в художественном музее. Экспонируется, возможно, один или два процента того, чем мы располагаем. Но вам это должно быть известно. Как я понимаю, ваше расследование началось с той стороны парка, с музея Метрополитен?

— Вы общались с кем-то из его сотрудников?

— Ну я мог бы сослаться на то, что читал сегодняшнюю газету, верно? Но на самом деле мне впервые об этом сказала Анна Фридрих. Она вчера была здесь днем. Анна тоже очень тепло относилась к Катрине.

— С вашими коллегами из Метрополитен у вас хорошие контакты? — поинтересовался Майк.

— Начнем с того, мистер Чепмен, что многие из них вообще не считают нас своими коллегами. Оба наши учреждения называются музеями, и там и тут огромные хранилища, но на этом сходство и заканчивается. Что же касается Анны, то в ее отделе собственно художественный аспект так или иначе переплетается с антропологическим, потому она, наверное, и настроена к нам чуть лучше по сравнению с другими сотрудниками из Метрополитен. А что вы знаете об истории естествоведческих музеев?

— Признаться, ничего, — ответила я.

Улыбка у Мамдубы была магнетической. Встав из-за стола, он пересек кабинет и присел на диван.

— Первый подобный музей основали в Англии в 1753 году. До того несколько коллекций существовало в Париже и в Оксфорде, но именно Британский музей впервые открылся широкой публике, для всех «занятых науками и просто пытливых», как говорилось в его верительной грамоте. Он изначально никак не связывался с искусством, в витринах этого музея были выставлены всякие диковины. Птицы, животные, человеческие «уродцы» — все это стояло в банках со спиртом. Или иногда с вином. Алкоголь — отличный испытанный консервант. Даже некоторые особы королевской крови были на этом помешаны. Вы слышали, конечно, о Петре Великом?

— В каком смысле слышали? — Майк всегда был готов сразиться на поле истории.

— Проведав о том, что у его жены есть любовник, он велел отрубить ему голову, поместил ее в большой сосуд и законсервировал. Поставил в спальню царицы в качестве напоминания о ее неверности. У Петра была целая коллекция биологических курьезов. Их нашли спустя пару веков его потомки — даже ту отрезанную голову, причем сохранившуюся в приличном виде.

Мамдуба явно хотел нас поразить, в чем, наверное, и состояла главная цель его работы.

— А ваш музей?

— Он величайший в мире, — с гордостью произнес Мамдуба. — Я могу вам показать первый реестр поступлений, датированный 1877 годом. Кости вымершей птицы додо; три тысячи птичьих шкурок из «камеры» принца Максимилиана Нейвида;[65] сотни жуков; частные хранилища французского генерала-консула в Нью-Йорке; моллюски и раковины, хранившиеся — из-за отсутствия специального помещения — в административном здании старинной инвестиционной компании «Браун Бразерс» на Уолл-стрит.

— Скажите, а откуда взялись деньги на возведение такого масштабного выставочного комплекса? — спросила я.

— Мисс Купер, это был золотой век великих открытий. Были выдающиеся меценаты и покровители. Например, Теодор Рузвельт-младший, памятник которому стоит при входе. Это каждый школьник знает. Но, кроме него, было много других достойных людей, обладавших выдающимся даром предвидения. Дж. П. Морган, Моррис Джезап, Альберт Бикмор да еще и отец Тедди Рузвельта.

Мамдуба скороговоркой пропел их имена, стоя при этом у стены с их фотографиями и поочередно на них показывая.

— Благодаря их дару видения перспективы стало возможным открытие Северного полюса, создание карты пустыни Гоби с ее самыми большими на Земле захоронениями динозавров, путешествие в самое сердце джунглей Африки и Южной Америки, — изрек он, прикладывая левую пятерню к груди. — Мы — вместилище живой истории эволюции жизни на этой планете, которая постоянно меняется, переосмысливается, дополняется новыми фактами. Плюс к этому чрезвычайно авторитетная исследовательская структура. Мы непрерывно изучаем свои экспонаты, не то что они, — кивнул он в сторону коллег из Метрополитен, находившихся по ту сторону парка. — Хоть они и страшно гордятся своими фондами, зато в течение сотен лет ими почти никто не занимается. — Он опять иронично усмехнулся.

— Вы сможете показать нам, где именно работала мисс Грутен, приходя сюда? — Майк снова напомнил, что мы отклонились от интересующей нас темы.

— Я попрошу кого-нибудь проводить вас. Дело в том, что подвальное помещение, отведенное под хранение экспонатов, отобранных для выставки, занимает целый акр.

— В самом деле акр? — присвистнул Майк.

— Да, мистер Чепмен. А общая площадь всех зданий нашего музея двадцать пять акров. Идите за мной. — Пройдя за ним мимо секретарши в приемной, мы вышли в главный коридор.

— А что наверху?