Костяные часы

Иззи и Лорелея, бегом примчавшиеся с фермы Нокруэ, находят нас с Рафиком и Зимброй на чисто прибранной кухне Мо. Мо тоже слышала новостную сводку RTÉ, и теперь мы вдвоем уверяем Рафика, что в общем ничего не изменится, только импортные китайские товары станут менее доступными. Оплот по-прежнему будет еженедельно раздавать пайки, и можно будет подавать специальные запросы на лекарства. Рафик успокаивается или делает вид, что успокоился. Деклан О’Дейли сказал Иззи и Лорелее практически то же самое.

– Папа говорит, – продолжает Иззи, – что Кордон как был пятнадцатифутовым забором из колючей проволоки, так и остался, поэтому у армии Оплота нет причин покидать свои посты.

– Твой папа – мудрый человек, – говорю я Иззи.

Она кивает:

– Папа с Максом поехали в город проведать тетю.

– И правильно сделали, – говорит Мо. – А если вы поиграете с Зимброй в саду, то я испеку оладьи. И может быть, даже найду щепотку какао. Ну, ступайте. Дайте нам с Холли посидеть в тишине.

Дети убегают в сад, а Мо, не скрывая тревоги, пытается связаться с друзьями в Бантри, где расквартирован самый западный гарнизон Кордона. Обычно связь с Бантри стабильная, но сегодня на экране нет даже сообщения о неисправностях.

– У меня есть подозрение, – говорит Мо, неотрывно глядя на экран, – что доступ к Сети нам обеспечивал центральный сервер в Рингаскидди, но теперь, когда китайцы ушли… все кончено.

Я выслушиваю это, как весть о смерти.

– Значит, интернета больше не будет? Никогда?

– Возможно, я ошибаюсь… – говорит Мо, но по выражению ее лица ясно: не будет. Никогда.

На протяжении почти всей моей жизни окружающий мир сужался, а технологии прогрессировали; считалось, что таков естественный порядок вещей. Мало кто из нас задумывался, что этот «естественный порядок вещей» – дело рук человеческих и что не за горами то время, когда мир начнет расширяться, а технологический прогресс пойдет на убыль. В саду дети играют с фрисби, которая гораздо старше любого из них, – если присмотреться, на ней еще можно разглядеть полустертый логотип лондонской Олимпиады 2012 года. Ифа купила фрисби на карманные деньги. Был жаркий день, и мы пошли на пляж в Бродстерсе… Иззи показывает Рафику, как метать фрисби одним плавным движением, с одновременным заступом вперед. Может быть, дети просто скрывают свою тревогу из-за исчезновения Арендованных Территорий, а на самом деле, так же как и мы, боятся всевозможных банд, местную милицию, сухопутных пиратов и бог знает кого еще из тех, кто наверняка ринется за Кордон. Зимбра приносит фрисби, и Рафик снова ее швыряет, на этот раз удачнее. Порыв ветра подхватывает диск, Лорелея за ним подпрыгивает, ненароком демонстрируя гладкую кожу живота.

– Да, лекарства для хронических больных необходимы, – размышляю я вслух, – но что ожидает женщин, если и дальше все пойдет, как сейчас? Если Донал Бойс – лучшее, на что смогут рассчитывать одноклассницы Лол? Ну да, мужчин не изменишь, но в наше время у женщин был целый арсенал законных прав. Разумеется, лишь потому, что общество постепенно, принимая новые законы и пересматривая свои взгляды, становилось более цивилизованным. А Помрачение все это уничтожит. Страшно представить, что Лол станет рабыней какого-нибудь болвана в холодной, голодной, унылой и бесправной гэльской версии Саудовской Аравии.

Лорелея бросает фрисби, и восточный ветер сносит диск в густые кусты камелий.

– Так, оладьи! – говорит Мо. – Я отмерю муку, а ты разбей яйца. Штук шесть для нас пятерых достаточно?

– Что это? – спрашивает Иззи О’Дейли полчаса спустя.

Посуда с кухонного стола еще не убрана. Разумеется, Мо раскопала в одном из своих бездонных тайников банку какао-порошка. Вот уже больше года в наших пайках не появлялись крохотные, какие-то восковые плитки русского шоколада. Мы с Мо не притрагиваемся к лакомству, но с удовольствием смотрим, как дети уплетают оладьи, присыпанные шоколадным порошком.

– Слышите? – встревоженно повторяет Иззи. – Какой-то трескучий звук…

– Это, наверно, у Рафа в животе, – говорит Лорелея.

– Я всего на одну больше съел, чем ты! – протестует Рафик. – И…

– Да-да, знаю: ты еще растешь, тебе нужно больше есть, – поддразнивает его сестра. – Вот и вырастешь оладьевым монстром!

– Ш-ш-ш, опять! – Исси машет рукой, чтоб все молчали. – Слышите?

Мы прислушиваемся.

– Ничего не слыхать… – по-старушечьи жалуюсь я.

Зимбра вскакивает и, поскуливая, вертится у двери.

– Ш-ш-ш, Зимбра! – велит Рафик.

Пес притих, и – вот! Резкий, прерывистый треск. Я смотрю на Мо, и Мо кивает:

– Стреляют.

Выбегаем на клочковатую лужайку, заросшую одуванчиками. Ветер по-прежнему дует с востока, свистит в ушах, но теперь автоматная очередь слышна отчетливо, где-то неподалеку. А через пару секунд от мыса Мизенхед на противоположной стороне залива отражается гулкое эхо.

– Это в Килкрэнноге? – спрашивает Лорелея.

– Папа как раз туда поехал… – дрожащим голосом произносит Иззи.

– Не может быть, чтобы Кордон так быстро прорвали! – вырывается у меня, и сразу же хочется забрать слова назад: произнесенные вслух, они делают все реальностью.

Зимбра скалится и рычит.