Костёр и рассказ

В цифровых устройствах текст как страница-письменности, закодированная невидимым человеческому глазу цифровым кодом, полностью освобождается от статуса страницы-носителя и ограничивается транзитной ролью призрака на экране. И этот разрыв связи между страницей-письменности, определявшей собой книгу, породил представление – довольно неточное – о нематериальности информационного пространства. На самом деле в данном случае экран как материальное «препятствие» остаётся невидимым, его не видно в том, чтó он показывает. Компьютер устроен так, чтобы читатели не замечали экран как таковой, в его материальности, потому что как только он включается, его заполняют знаки, символы или образы. Тот, кто пользуется компьютером или устройством вроде iPad или Kindle, часами смотрит в экран, но не видит его как таковой. Если он и воспринимает его как экран, то только тогда, когда видит белый экран или, что хуже, чёрный, выключенный экран, означающий, что устройство не работает. Как в платонической доктрине о материи, представлявшейся древним особенно трудной для понимания, материей, chora, здесь является то, что, не будучи воспринимаемым, предоставляет место всем осязаемым формам.

Цифровое устройство не является нематериальным, но оно основано на стирании собственной материальности: экран «служит завесой» от самого себя, прячет страницу-носитель – материю – в странице-письменности, действительно ставшей нематериальной или, скорее, призрачной, если призрак является чем-то утратившим своё тело, но каким-то образом сохранившим свою форму. Те, кто пользуется этим устройством, являются читателями или писателями, которым пришлось, не заметив того, отказаться от беспокойного и, вместе с тем, плодотворного опыта белой страницы, той дощечки для письма, на которой ещё ничего не написано и которую Аристотель сравнивал с чистой способностью мысли.

В связи с этим я хотел бы предложить минимальное определение мысли, кажущееся мне особенно уместным. Мыслить – значит помнить о белой странице, когда пишешь или читаешь. Мыслить – но также читать – значит помнить о материи. И как книги Манганелли и Малларме, возможно, не были ничем иным, как попыткой вернуть книгу к чистой материальности белой страницы, так и тот, кто пользуется компьютером, должен уметь нейтрализовать фикцию нематериальности, рождающуюся из того факта, что экран, материальное, бесформенное «препятствие», чьим следом являются все остальные формы, упорно остаётся для него невидимым.

Opus alchymicum [139]

«Работа над собой» – такой заголовок дал Клаудио Ругафьори составленному им изданию сборника писем Рене Домаля[140]. Смысл кристально ясен и заявлен без околичностей: данный автор не столько писал литературное произведение, сколько действовал в отношении самого себя, чтобы измениться или создать себя заново (Домаль также говорил: «очнуться от сна, проснуться»). Труд писателя здесь – часть аскетической практики, где создание произведения стоит на втором месте после изменения личности субъекта, который пишет. «Естественно, – признаётся он своей наставнице Жанне де Зальцман, – от этого моя работа писателя становится гораздо труднее, но также интереснее и духовно плодотворнее […]. Эта работа в возрастающей мере становится скорее „работой над собой“, нежели работой „для себя“»[141].

С самого начала его творческой деятельности, когда он издавал вместе с Роже Жильбером-Леконтом журнал Le Grand Jeu[142], его писательский труд всегда сопровождался – или, вернее, руководился – опытом, на первый взгляд не имевшим ничего общего с литературой (одним из его самых экстремальных проявлений было вдыхание тетрахлорметана вплоть до потери сознания, в попытке достичь порога между сознанием и бессознательным, между жизнью и смертью). Позже, после знакомства с учением Гурджиева и чтения Веды и Упанишад, Домаль оставил эти эксперименты (в частности, употребление наркотиков, от которого Жильбер-Леконт уже не мог отказаться) и переключился на «работу над собой» во всё более духовном направлении. Речь шла об освобождении от небольшого числа интеллектуальных и сентиментальных «поз», в плену которых мы находимся, для полного изменения своей личности. «Теперь я лучше понимаю, – писал он за два года до смерти, – то, что каббалисты и хасиды говорят об „искрах“ (силах), скрытых в вещах, которые человек должен „спасти“ – не для того, чтобы воспользоваться ими для себя, заключив их в ещё большей тюрьме, но чтобы в итоге вернуть их Силе сил. Разве помнить о себе не значит, в какой-то мере, ощущать себя между низшими и высшими силами, сегодня разрываясь между ними, но при этом сохраняя за собой возможность трансформировать одни из них в другие?»[143].