Косточка с вишней (СИ)

— И тебе не страшно было оставаться здесь на ночь?

— А чего бояться? — пожала плечами Женька, — Остров-то необитаемый!

В том-то и дело! Я бы, наверное, чувствовал себя здесь ночью неуютно.

Я подошел к окну. Снаружи стало совсем сумрачно, море из полупрозрачного бирюзового превратилось в темно-синее. Капли дождя с силой барабанили по воде и почерневшему песку.

Я даже пожалел, что не прихватил с собой альбом с красками. Это грех видеть такое чудо собственными глазами, и не запечатлеть.

Ко мне подошла Женька и взглянула на меня снизу вверх:

— У тебя такой забавный отрешенный вид. О чем ты думаешь?

— О том, что неплохо было бы нарисовать вот это всё… — я кивнул на окно, за которым ветер гнул кусты оливы.

— Ты рисуешь? — удивилась Женя.

— Корабли… — признался я, — И море.

— Как Айвазовский?

— Думаю, до Айвазовского мне очень далеко, — рассмеялся я, — Он великий.

Дождь барабанил по крыше. Мы молчали и, кажется, любовались одной струйкой дождевой воды, которая сбегала по стеклу.

— А я люблю картины Пабло Пикассо, — внезапно сообщила Женька.

— Серьезно? — удивился я.

— Да… Они все необычные. Мне именно такое и нравится.

Женя прислонилась лбом к холодному стеклу и продолжила:

— Я как-то даже увлекалась его биографией. Ты знал, что у него была русская жена? Потомственная дворянка, талантливая балерина… Она танцевала в самой знаменитой на то время труппе Дягилева. Пикассо стал первым и единственным мужчиной в ее жизни. Конечно, Ольга оказала на художника большое влияние. Они прожили вместе семнадцать лет, воспитывали сына… А потом Пабло ушел к молоденькой француженке. Ольга так и не смогла оправиться от разрыва отношений, остаток жизни провела в одиночестве, страдая от болезни и охватившего ее безумия. А Пикассо даже не пришел на ее похороны, сославшись на то, что пишет новую картину. Впоследствии он повстречал новых муз и пережил Ольгу на целых двадцать лет. Вот так-то.

Я покосился на Женьку. Она стояла грустная и задумчивая.

— И как бы негативно Пикассо после расставания не отзывался об Ольге, все-таки как-то обмолвился, что ему лучше увидеть ее мертвой, чем счастливой с кем-то другим.

— Это очень печальная история, Женя, — осторожно сказал я.

— Как бы там ни было, мне бы хотелось стать чьей-то музой, — вдруг важно заявила Женька, — Изменить чью-то жизнь…

— Ты-то изменишь, — улыбаясь, пообещал я Женьке, — Будь в этом уверена.

Глава пятнадцатая

— Это погода плачет, не хочет, чтобы я уезжал из этих мест, — деловито проговорил я.

Мы сидели с Женькой за столом и уминали овощной салат, заправленный оливковым маслом. За окном по-прежнему дождь лил стеной. Он не моросил, просто обрушился на нас, как ушат. Свет мы по-прежнему не выключали. В доме было светло, сухо и уютно.

— Какой-то циклон к нам опять прицепился! — поморщилась Женька, — Холодрыга начнется.

— Разве это холодрыга? — засмеялся я, — Ты просто не была зимой у нас в городе…

— Вообще тут как таковой зимы никогда не было, — пожала плечами Женя, — На моем веку! Поэтому я, правда, понятия не имею, о чем ты. У нас всегда плюсовая температура.

Я сидел, задумавшись: каково это не ощущать полноценную смену всех времен года?

— В холодной зиме есть своя прелесть, — наконец, проговорил я.

— Это какая же? — заинтересованно взглянула на меня Женя.

— Например, ты не представляешь, как прекрасно морозным днем пахнет ельник.

Женя даже жевать перестала.

— Мы в начальной школе проходили произведения Пришвина, вот ты сейчас очень похоже изъясняешься.

— Спасибо, мне это льстит! — простодушно ответил я.

Я заметил стопку тетрадей на столе, на одну из которых была приклеена яркая наклейка: «Не влезать! Убьет! Личные записи Евгении В.».

— Ты ведешь дневник? — кивнул я таинственный блокнот.

— Выписываю немного, то, что берет за душу, — нехотя призналась Женя, — А потом, бывает, заучиваю. Хорошо память тренирует.

— И что из последнего ты записала?

— «Лиличку!».

— Ну-у, — протянул я, — Думал, ты меня удивишь чем-то новеньким! А «Лиличка!» — это классика, это стихотворение все знают. По-моему, оно даже есть в школьной программе.

Женька уверенно схватила тетрадь и начала ее листать, а затем протянула мне.

— Давно Маяковского читал?

— Ну, вот в школе и читал, — ответил я.

— А теперь, — сказала серьезно Женька, — Перечитай заново. Внимательно, строчку за строчкой. Чтобы дух захватило.

Я притянул к себе раскрытую тетрадь. У Женьки был красивый каллиграфический почерк.