— А если Дорадо в Рио? — парировала Каори. — Или в Кейптауне? Или сменил лицо? Или договорился с китайцами?
Настроение мамбо испортилось еще в Мюнхене, на заднем дворе Изольды. С тех пор потерявшая след Каори срывалась на всех подряд и никак не могла успокоиться, сосредоточиться и неспешно обдумать дальнейшие шаги. Даже информация от осведомителя, сообщившего, что Европол подозревает в причастности к ограблению дома Банума некоего Вима Дорадо, не заставила девушку прийти в себя. Слишком уж хорошую награду пообещал мамбо Ахо, и боязнь оступиться заставляла обычно хладнокровную Каори нервничать.
— Через час физиономия Дорадо будет в «балалайке» каждого нашего человека, — пообещал архиепископ. — Мы его отыщем.
— Он ведь тоже не дурак и все прекрасно понимает. Наверняка загримировался так, что родная мать не узнает! Он же dd! Привык прятаться! — Мамбо нервно хрустнула пальцами. — Я его убью!
Джезе вздохнул и про себя отпустил в адрес Ахо крепкое ругательство.
— Почему ты не хочешь позвонить Дорадо?
— Позже.
— Что изменится через час? Или через два?
— Я успокоюсь.
«Ну, наконец-то!»
Это был первый осмысленный шаг мамбо за последние несколько часов, и архиепископ не смог скрыть улыбку.
— Похоже, ты возвращаешься. — И увернулся от брошенной туфли. Рассмеялся. — Каори, любимая, мы добудем эту чертову книгу…
Но девушка не слушала, она размышляла вслух:
— Дорадо дал номер коммуникатора… Хочет получить наилучшее предложение?
— Устроит аукцион, — согласно кивнул Джезе. — Мы и арабы. Возможно, китайцы.
— Плохо.
— Почему? Нам ведь нужна книга, черт бы ее побрал!
— Если придется платить, Ахо не сможет ввести меня в Совет мамбо, — буркнула Каори. — Я должна совершить подвиг.
Архиепископ крякнул и еще раз обругал настоятеля храма Иисуса Лоа. В душе, разумеется, обругал, но очень и очень грязно.
— Я должна была проникнуть в дом Банума.
— Мы скажем, что ты это и сделала, — предложил Джезе. — Просто потом на нас напали и похитили книгу. Скажем, что я допустил оплошность.
— При чем здесь ты?
— Тебе подвиги, мне ошибки. Я могу себе это позволить.
А для чего еще нужны друзья? Архиепископ был готов на все, лишь бы его женщина с неземными сапфировыми глазами получила то, что хотела. Ни одна «куколка» не могла рассчитывать на подобное к себе отношение со стороны Джезе.
— А на аукционе я заплачу из неизвестных церкви источников: у меня полно скрытых фондов.
Но Каори не услышала архиепископа. Или не захотела услышать.
— Если нам придется платить, на мой якобы подвиг не обратят внимания. Всех интересует результат. А результата нет.
— Хорошо, — процедил Джезе. — Мы найдем Дорадо. Обещаю.
— Мне нужно что-нибудь из его личных вещей!
— Осведомитель сообщил, что их стерегут как зеницу ока.
— Никого нельзя купить?
— Мы пытаемся.
Каори вздохнула, нервно прошагала по комнате в одну сторону, затем в другую, вернулась к дивану, на котором полулежал архиепископ, и хмуро бросила:
— Я все равно его убью. Даже если мне придется гоняться за ним всю жизнь.
— Будут другие победы, — отозвался Папа Джезе. — Через год или два ты войдешь в Совет мамбо.
— Нет, — качнула головой девушка, — сейчас. Я уже привыкла к этой мысли.
«Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше».
Подавляющее большинство людей предпочитают понимать эту поговорку по-своему, стараются избегать ненужных тягот и лишних хлопот. Они не ищут новое место, не порхают в поисках лучшей доли из Анклава в Анклав, из города в город, а обустраивают свой дом здесь и сейчас. Учатся, работают, ставят перед собой цели и добиваются их. Или не добиваются. Но стараются сформировать свой мирок так, чтобы даже в этом случае не терять привычного комфорта.
«Пусть я не стану верхолазом, зато на столе у меня будет еда, а дети смогут получить образование».
Подавляющее большинство людей отказываются от страстей и юношеского максимализма, удовлетворяясь тем, что у них есть. Тем потолком, который определили для них обстоятельства или собственная лень. Разумеется, никто из них не отказался бы стать диктатором или королем, возглавить корпорацию или полететь в космос, однако их пугают усилия. Риск, на который необходимо пойти.
Так пелось в одной старинной песне.
Создавай свой мир и радуйся ему. Зачем замахиваться на большее? И уж тем более незачем задумываться о вещах чересчур сложных, вроде устройства общества. Мир не изменить, а общество не оценит твои усилия. Будь тем, кто ты есть, и не рассчитывай на большее.
И когда-то молодой машинист по имени Ганс Шульц полностью разделял эту философию. Неофициальную, никем не высказанную, но правящую миром философию потолка.