Костры на берегах

Их опускали в воду впереди ладьи, но так, чтобы они не могли захлебнуться, а потом, после «многого томления», то есть пыток, они были все-таки убиты и только после этого — повешены. Причем не просто на дереве, а именно на дубе, который был особенно почитаем кельтами и язычниками-русами. Вряд ли я ошибусь, предположив, что и дуб этот был достаточно почитаем в округе и священен: в противном случае Яну Вышатичу незачем было пройти с волхвами всю Шексну, он мог расправиться с ними и в Белоозере. Мог бы, но предпочел казнить их «от бога по правде», то есть в соответствии с ритуалом.

Все это сразу же заставляет вспомнить сцены повешения за ноги на культовом кельтском котелке из Ютландии и приключения в «стране бьярмов» Гиерлейфа из Гальфсаги. Его сначала опустили в кадку с водой, а потом подвесили за ноги между двумя огнями. Когда Гиерлейфу удалось освободиться, он убил своего врага и… повесил его труп на то место, где недавно висел сам.

Случайно ли Ян Вышатич встретил волхвов на той самой территории, где я находил следы исконных обитателей этого края?

Конечно, нет. Ведь в 1024 году в Суздале, где всегда были «варяги», как явствует из саг и подтверждается теперь археологическими находками, тоже произошло восстание против «старой чади». И хотя в этом случае нет упоминания о волхвах, их присутствие не вызывает сомнений: восставшие тоже поднимают вопрос о «гобино» и «жите»!

Факты приходили сами и нанизывались на ниточки решенных проблем. Но еще больше было вопросов, на которые я пока не видел возможности ответить. Например, почему в сагах почти совсем нет упоминаний о шведских викингах и очень мало сведений о данах, которые вместе с англами не оставляли в покое берега Британии? Почему Снорри и остальные авторы молчат о колобжегах-поморянах, почти не упоминают о вендах, ругах, обитателях Волина и Гданьска?

А ведь это они держали в своих руках восточную торговлю!

А местоположение Холмгарда, Гардарики, Миклагарда?

Именем последнего поздние саги отмечают Константинополь. Но почему они не знают Микилингарда, позднее — Мекленбурга, расположенного гораздо ближе, в землях поморских славян? Каким образом Ладога стала «Старым городом», Альдейгьюборгом, а Новгород на Волхове — Холмгардом, то есть «Островным городом»? Только потому, что так посчитали когда-то Ф.-И. Страленберг, Торфеус или Г.-Ф. Байер? Но почему я должен верить обветшалым мифам и втискивать в их рамки, как в некое прокрустово ложе, все те новые факты, которые с ними явно не согласуются?

Сравнивая саги друг с другом, я мог видеть, как меняется их география — от века к веку, от списка к списку.

Саги не знают Бирки на озере Меларен — крупнейшего, как мы знаем по германским хронистам и по наитию святого Анегария, пристанища шведских и датских викингов, этакого Порт-Ройяля древней Балтики, имевшего, кстати сказать, своего «короля». Между тем расцвет Бирки приходится как раз на время саг IX и X века. Адам Бременский, писавший почти сто лет спустя после разрушения Бирки, сообщал, что в этот город ежегодно прибывали корабли данов, норвежцев, а также славян и сембов (то есть пруссов).

Не мог я ответить и на вопрос, который начинал меня интересовать уже серьезно, почему знаменитые «большие» сребреники Ярослава, своим чеканом схожие с монетами западноевропейских государств и ничего общего не имеющие с чеканом других монет домонгольской Руси, — найдены только на берегах Балтики, а в виде подражаний — на лапландском Севере, тогда как собственно на Руси их нет? Потому ли, что, как писал один историк, они были изготовлены единожды, специально для уплаты дани варягам в Новгороде, и все отправились в качестве сувениров за границу? Но тогда непонятно, почему вообще не привился этот чекан, по своему исполнению на много порядков выше, чем те, что использовались до и после него…

По-иному, чем прежде, выстраивались передо мной и саги, особенно те, что Стеблин-Каменский отнес к «древним временам».

Для Тиандера, с которого я когда-то начинал, все они были на одно лицо, не имея прописки в пространстве и отметки о рождении во времени. Сказочные сюжеты, по его мнению, свободно компоновавшиеся сказителями, переходили от одного народа к другому, рассекая пространства эпох, как быстрокрылые корабли фризов. Историко-географический подход показал, что они содержат гораздо больше достоверной исторической информации, чем можно было ожидать.

В целом же, как оказалось, саги чутко реагировали на изменение этнической и политической карты Северной и Восточной Европы…

Все саги можно было расположить по эпохам, как по пластам.