Костры на сопках

— События назревают чрезвычайные, — сказал капитан, здороваясь с Оболенским. — Я получил сведения достоверные, что военных действий можно ожидать с часу на час. Мы должны уходить… Как с покупками?

— Не переправлено еще две партии скота.

— Придется оставить. Советую вам на берег больше не съезжать.

— Господин капитан, простите меня… — умоляюще проговорил Оболенский. — Мне надо отлучиться на берег, хотя бы на один час.

Изыльметьев, с изумлением взглянув на него, строго сказал:

— Я запретил офицерам сейчас сходить на берег. Каждую минуту мы можем поднять паруса.

— Я это знаю, господин капитан, и все же прошу мне не отказать!

— Вы понимаете, что это значит? — вспыхнул Изыльметьев. — Если вы не прибудете на корабль, мне придется объявить вас дезертиром.

— Я должен быть на берегу, — настойчиво и просяще произнес Оболенский.

— Что такое? Какая-нибудь история?

— Слово чести не разрешает мне раскрывать причины, побуждающие меня просить сейчас отпуск на берег, но я могу поклясться, что чести русского моряка не посрамлю.

Капитан задумался. Он любил молодого лейтенанта. Изыльметьев находил в нем то, что, казалось, было свойственно и ему в далекие, чудесные годы юности, когда он так же искренне и отважно мечтал о далеких странствиях, о новых открытиях. Он видел, что юный офицер всей душой расположен к нему. И сейчас капитану трудно было отказать юноше. Но какие же у него причины так настойчиво отпрашиваться на берег? Любовная история? Не похоже. Дуэль? Тоже нет. Ему нужен был бы секундант, а он просится ехать один. Что же?

Конечно, лучше всего было бы запретить съезд на берег, но будет ли этим достигнута цель? Изыльметьев хорошо изучил не по летам твердый, непреклонный характер юноши. Он может решиться на поступок отчаянный, непоправимый.

— Вы один едете или вам нужен сопровождающий?

Оболенский еще раньше, чем был задан этот вопрос, решил, что он поедет один, что незачем его другу Охотникову впутываться в столь опасную для его будущности историю.

— Один, — ответил Николай.

— Хорошо, отправляйтесь! — проговорил Изыльметьев и, когда Оболенский, поклонившись, направился к выходу, дрогнувшим голосом добавил: — Берегите себя, будьте осторожны.

Николай выбежал из капитанской каюты. На палубе его уже ждал Охотников. Оболенский торопливо объяснил ему, что сейчас он не может взять его с собой. Он попросил до вечера пока никому не говорить о дуэли.

Охотников сделал попытку остановить Оболенского, но тот не хотел ничего слушать и только с молчаливой благодарностью стиснул другу руку: «Спасибо… за все спасибо!..» Потом спустился по трапу к шлюпке. Сунцов и Чайкин быстро доставили лейтенанта к берегу. Здесь он сказал матросам:

— Вы, братцы, ждите меня до того времени, пока на башне не пробьет семь часов. И потом, только потом пойдете к развалинам крепости Лоренцо… Вон она виднеется…

— Дозвольте с вами итти, ваше благородие? — попросил Сунцов. — Может, нужны будем?

— Нет, пока ничего не нужно. Все обойдется.

— Как знать, ваше благородие! Места чужие, дело к вечеру.

— Ничего, братцы, я с оружием. А ежели что, не поминайте лихом.

И Оболенский, не оглядываясь, решительно зашагал прочь от матросов.

Вскоре он был у старой крепости, на самом краю мыса. Стены крепости густо поросли плющом и хмелем; из расщелин росли молодые деревца, на белых, пригретых солнцем камнях мирно нежились зеленые ящерицы.

Николай, с трудом сдерживая волнение, несколько раз обошел вокруг крепости. Паркера нигде не было.

«Неужели опоздал?» с тревогой подумал он, но в это время ветер донес редкие удары башенных курантов — пробило шесть часов.

«Сейчас подойдет, надо обождать», решил Оболенский и присел на камень.

За мысом тяжело вздыхало море. Волны набегали на берег, шурша галькой и оставляя на них белые шапки пены. Низко над волнами проносились чайки.

«Ветер крепчает. Кажется, быть шторму, — подумал Николай. — В такую погоду только бы уходить! Англичане и французы едва ли рискнут пуститься в погоню».

Он стал думать о своем фрегате, о товарищах, о капитане. Живо представил себе, как Изыльметьев расхаживает по палубе, сосет трубку и с нетерпением ждет его возвращения.

«Ничего… Вот только проучу малость этого наглеца Паркера, собью с него спесь и вернусь», успокоил себя Николай.

А если не Паркер, а он, Оболенский, падет здесь, на берегу океана?..

Николай с необычайной ясностью вдруг увидел себя лежащим на камнях с простреленной грудью, представил, как его хоронят, опускают труп, завернутый в парусину, в волны океана…

«Да, дуэлянт!» усмехаясь, оглянулся Николай, словно боясь, что кто-то подсматривает за ним и читает его мысли.

«Где же все-таки Паркер? Неужели струсил и не явился?»

Николай еще раз обошел крепость, но никого не обнаружил. А ведь скоро сюда придут матросы и увидят его одного сидящим на камне. Что они подумают?

«Нет, надо непременно найти этого подлеца Паркера и отхлестать по щекам», приподнимаясь, подумал Николай.