Костры ночных Карпат

— Я восемнадцать месяцев в тюрьме — откуда мне знатъ? — выкрутился Канюк.

Это обвинение в конце концов сняли. Но нашли другое: Маснюк над Тисой обучал молодёжь стрельбе, готовил партизан. Канюк и тут придумал выход: подозреваемого удалось оправдать тем, что он не служил в армии, поэтому стрелять не умел.

Прошло, однако, целых 75 дней… да и ночей (одну из них надо было спать на левом боку, другую — на правом, лёжа просто на голом полу), пока Маснюк был освобождён, а Канюк доставлен снова в Будапешт.

Из тюрьмы-крепости Вац отправили в лагерь под Кечкеметом. Оттуда бежал, скрывался у подпольщиков. Когда пришли советские войска, попросился в армию, чтобы воевать — мстить врагам с оружием в руках. Красным воином и встретил день Победы. После войны он долгое время учительствовал. Ныне проживает в братской Чехословакии.

Буштина. Посёлок, где были основные явки разведгруппы. В отделе рабочего снабжения лесокомбината встретили мы Юрия Ивановича Грицюка. Время посеребрило его волосы, на лице — старые шрамы: остались следы пыток.

Долго собирался он с рассказом, вороша нелёгкие воспоминания. Проводил к Теребле — показал площадку, которую подобрала группа, чтобы принять советский самолёт. По дороге рассказал:

— Из тюрьмы в Ваце заключённых переводили в лагеря. Ночью нас загнали в товарный вагон. Набили туда больше сотни человек. Вижу, Рущак и Микулец — тут же. Поддерживают под руки друг друга. Протиснулся к ним, чувствую — задыхаюсь. Те, что послабее, погибали, пока шёл эшелон. Через неделю заключённых начали сортировать. Рущака и Микульца, которые вовсе обессилели, отправили в Дахау, меня вместе с другими, кто ещё мог стоять на ногах, повезли в рабочий лагерь. Оттуда попал я в концлагерь Алтхаузен — это было в Австрии… Чудом остался жить…

Мы слушали молча.

— Вот какое поле здесь теперь, —Грицюк нас вывел на долину, засаженную яблонями. — То самое. Я ведь тогда, когда шёл к границе, о нём и не ведал… На суде Микола все на это напирал: в последний момент думал, как выручить друзей. О себе не заботился…

Здесь же, в Буштине, в доме № 525 на улице Борканюка, живёт жена Петра Микульца — Юлия Юрьевна. Работала она в местном садсовхозе, где многие годы была звеньевой.

— После ареста Петра, — рассказала женщина, — фашисты все забрали из хаты — и вещи, и книги, и даже семейные фотографии. Оставили одни голые стены. Били и меня, пытались что-то выведать. А я о Петровых делах, откровенно говоря, ничего и не знала…

Живут в Буштине братья Миколы Рущака: старший, Юрко, — пенсионер, младший, Иван — медик. Они сохранили единственную фотографию Миколы — прятали её во время оккупации.

А в Хусте, в том же доме на бывшей улице Сечени, ныне улице Ивана Франко, проживает Христипа Ивановна — жена Рущака. Только не во флигеле, а в хозяйской квартире. У неё осталось несколько скупых Миколиных писем, доставленных друзьями из Ваца: каждая строка, написанная Миколой, — свидетельство его твёрдости, его мужества…

Долго пришлось разыскивать Рысь — Михаила Томаша. Всё объяснилось просто: Томаш — была фамилия его матери. Теперь Михаил Михайлович Томаш-Дуйчак па пенсии. Он коммунист, окончил вуз и много лет руководил крупным закарпатским лесокомбинатом…

В последние годы мукачевцы часто видели на улице старого человека с неизменной спутницей — палкой. В любую погоду он приходил в центр, усаживался в сквере на скамейке, вёл неторопливый разговор с одногодками. Улица Мира была любимой улицей Федора Борисовича Ингбера. Встретились мы здесь же, среди цветущих роз. Затем старый коммунист пригласил к себе домой, и мы убедились, как свежа и точна была память профессионального революционера. Дома он показывал различные листовки, вырезки из газет. И рассказывал…

Просидел в сырых застенках Ваца целых 17 месяцев. Затем попал в лагерь близ Секешфехервара. Здесь томились пленные советские солдаты и венгерские коммунисты, партизаны из Сербии и подпольщики из Словакии. Группа освобождения, в которую входил и он, Ингбер, организовала побег, а потом в Будапеште создала подпольный интернациональный отряд. Как и Канюк, Ингбер после освобождения стал советским воином, подбил два гитлеровских танка, был тяжело ранен.

…Кажется, так же молодо бурлит горная Теребля, как и десятки лет назад. Чем выше — тем быстрее, яростнее воды этой речки. Неподалёку от Синевирского озера, где она берет своё начало, — десятки новых троп — не тех, по которым ходили разведчики. Туристские тропинки пролегли от озера в древние леса. Бродят по ним молодые люди из Прибалтики и Сибири, Молдавии и Казахстана… На пути одного из известных туристских маршрутов, в минутах ходьбы от озера, стоит домик Василия Яцко.

Время, испытания, кажется, не коснулись этого человека — живо блестят глаза. Когда говорит, кажется, минуты не усидит на месте. И впрямь — Быстрый…

Василий Яковлевич рассказывает больше о боевых друзьях, о себе — неохотно: