Костры партизанские. Книга 2

Шли часы, из них слагались сутки, а грохот, родившийся 9 ночь на 22 июня, родившийся там, на востоке, не смолкал ни на секунду. Наоборот — он ширился, рос и приближался. Теперь уже любой человек на слух мог без ошибки определить, что он слагался из мощных орудийных залпов, взрывов тысяч бомб и рева моторов в небе и на земле. Много ли танков и самоходных артиллерийских установок Советская Армия в бой ввела, этого не знали, об этом только гадали. Зато стаи краснозвездных самолетов — вот они. Собственными глазами видели, как они, будто стоячих, догоняли вражеские самолеты, как расправлялись с ними.

И если сначала не только вечно нетерпеливые Григорий с Юркой, но и другие партизаны лезли к Каргину с одним вопросом: «Когда же наш черед?» — то теперь они притихли, больше не призывали его «проявить инициативу». Они уже поняли, что нельзя без соответствующего сигнала вылезать на шоссе: сунешься без спросу — в этой свистопляске запросто свою голову потеряешь, и лишь потом советские солдаты, распаленные боем, разберутся в том, кто ты такой да откуда и зачем сюда пожаловал. Партизанам роты Каргина казалось: единственное, что полезного они сделали за эти дни пребывания в заболоченном лесу, — выловили более тысячи фашистских вояк, надеявшихся отсидеться среди болотных кочек. И еще — заметили, что сдавались фашисты в плен вроде бы даже с радостью.

Однако не суждено было Григорию, как он заявил Юрке, нырнуть в Припять за сапогами, утопленными еще в 1941 году: приказ командования Советской Армии вдруг повернул бригаду к Бобруйску, а роту Каргина уже командование бригады направило на Березину в район Стасевка — Половец, поставив конкретную и вроде бы даже не боевую задачу — оказать помощь морякам Днепровской военной флотилии в переправе на правый берег 48-й армии.

Чтобы Каргин не услышал, тихонько ругаясь, мол, не нашло командование для нас настоящего боевого дела, партизаны зашагали по новому маршруту. Шли тропочками, известными только местным жителям (да и то далеко не всем), шли бездорожьем, шли по болотам, где, как предупреждали проводники, шагнешь с брода чуть в сторону — мигом провалишься в бездонное «окно», шли, пересекая светлые березовые рощицы, молчаливые боры, или продирались сквозь невероятную чащобу, прорубая себе дорогу топорами. А в небе ревели моторы многих самолетов. Да и залпы артиллерии, грохотавшие, казалось, со всех сторон, подстегивали, сил прибавляли.

Кое-кто ноги сбил в кровь, но на рассвете 27 июня — как и говорилось в приказе — рота в полном составе вышла к Березине, и точно в указанном районе. Здесь Березина, кокетливо изогнувшись, текла между невысоких, но обрывистых берегов, так поросших ивовыми кустами, что не только ветки, но и корни их будто нежились в зеленоватой воде.

— Точь-в-точь Припять, — не то разочарованно, не то удовлетворенно сказал Григорий. — Слышь, Юрка, может, искупаемся? До того берега и обратно? Наперегонки?

Нет, Григорию сейчас не хотелось купаться — и холодом веяло от реки, и усталость была велика — он сказал просто так, чтобы показать своим подчиненным, что лично его этот переход нисколечко не измотал, что у него и сейчас хватит сил даже на то, чтобы потягаться с кем угодно.

Юрка не успел ответить: из-за поворота Березины, распушив носом белопенные усы, именно в этот момент вылетел полуглиссер, на корме с короткого флагштока рвался советский военно-морской флаг. Полуглиссер — маленький фанерный катерок, все вооружение которого — пулемет «максим», установленный на треноге, но партизаны смотрели на него с нескрываемым уважением: он был представителем родной армии, выстоявшей во многих кровавых боях с фашистами, а сейчас так мощно громившей ненавистного врага.

Появление полуглиссера для всех было столь неожиданным, шел он так быстро, что партизаны по-настоящему еще и не поняли случившегося, а он уже поравнялся с ними, приткнулся носом к берегу. Морской офицер, сидевший рядом с командиром полуглиссера, который даже сейчас не снял рук со штурвала, встал, неизвестно по каким признакам определил, что Каргин является старшим, и сказал ему, что катера флотилии вот-вот прибудут, что мостки-причалы нужно соорудить на этом и на том берегу, вот здесь и вон там; и кое-где срезать береговой обрыв: чтобы лошади могли спокойно войти в реку и выйти из нее.

Выслушав короткие распоряжения Каргина, отданные без промедления, и убедившись, что его поняли правильно, офицер опустился на сидение рядом с командиром полуглиссера. Еще мгновение — и, подняв винтом со дна реки ил, катерок рванулся от берега, ловко развернулся носом против течения и понесся дальше.

— Ишь, торопится, даже слова лишнего не обронил, — проворчал кто-то из партизан.

— Думаешь, чтобы в срок целую армию через реку переправить, одной нашей переправы хватит? — немедленно огрызнулся другой; но и в его голосе слышалось разочарование, если не обида.