Костры партизанские. Книга 2

Но общее настроение не испортилось: понимали, что при таком стремительном и мощном наступлении, какое сейчас вела Советская Армия, каждая секунда имела особую цену. И застучали топоры, подрубая почти под корень березы и ели, замелькали лопаты, срезая невысокий береговой обрыв. За работой не заметили, когда и откуда появились солдаты-саперы; просто на считанные мгновения удивились, вдруг увидев рядом с собой солдат в вылинявших и пропотевших гимнастерках, на плечах которых непривычно для партизанских глаз топорщились матерчатые погоны.

Зато о приближении катеров флотилии загодя известил рев моторов — густой, ровный. Не только партизаны, но и солдаты прекратили работу, распрямили спины, гудевшие от усталости.

Один за другим, словно скрепленные невидимой нитью, шли катера. И поражавшие воображение своей некоторой угловатостью и танковыми орудийными башнями, обосновавшимися почти на уровне палубы, и совершенно другие — с рубкой из фанеры и стекла. Эти казались невероятно легкими, даже хрупкими. Все их вооружение — крупнокалиберные пулеметы, установленные на машинной надстройке; около них, не имея даже малой защиты от пуль и осколков, во весь рост стояли пулеметчики. И невольно многим подумалось: а каково на этих катерах в бою, когда рядом рвутся снаряды, мины и бомбы, когда пулеметные трассы почти непрерывными строчками к тебе несутся?

И тут кто-то из солдат-саперов уважительно говорит:

— Бронекатера… Катера-тральщики… Вместе на сталинградских переправах работали.

Выходит, от Волги до Березины дошли и эти солдаты, и эти катера! А куда еще дойдут? Может быть, и до самого Берлина?

Четыре катера, оторвавшись от цепочки, здесь подошли к берегу, а остальные, по-прежнему сдавленно гудя моторами, даже не замедлили хода.

Каргин, глядя на их пенный след, окончательно уверовал, что не одна, а неизвестно сколько подобных переправ вот-вот начнут действовать на Березине, способствуя броску 48-й армии. И лестно ему было от сознания того, что и его труд помогает осуществлению большого и крайне нужного дела.

Если среди саперов преобладали мужики в годах, делавшие все степенно, неторопливо, то моряки в большинстве своем были в самом расцвете мужской силы; усталость, казалось, их нисколечко не брала: так, задорно подначивая друг друга, они быстро и сноровисто подтаскивали бревна к реке или орудовали лопатами. И скоро первые сваи мостков-причалов оказались уже вбитыми в илистое дно Березины.

Но окончательно моряки покорили партизан тем, что и от разговоров о самом разном не бежали, на все вопросы отвечали охотно, серьезно или со смешком, но отвечали, а Петра не только пустили на катер, ему даже подарили старую тельняшку, которую тот немедленно и выставил напоказ, распахнув ворот рубашки до последней пуговицы.

Еще не были полностью закончены мостки-причалы, еще подравнивали сходы для лошадей, а из леса, казавшегося непроходимым, вдруг повалила пехота. Не четким строем походных колонн, а группами от трех до десяти человек, потом — просто толпами. Пехота усталая, но веселая, бесшабашная и твердо верящая в свою неодолимую силу. А едва прозвучала первая команда, стало ясно, что беспорядок — одна видимость: солдаты моментально по отделениям разобрались и приказ в полном молчании выслушали. А потом очень многие из них, сложив на катера оружие и одежду, вплавь переправились через Березину, здесь оделись, неуловимо быстро проверили оружие и исчезли в другом лесу. Все делалось вроде бы и без спешки, но не успел Каргин самокрутки выкурить, как одного батальона и след простыл.

Когда через Березину полностью переправился один из полков, когда командование убедилось, что все идет нормально, к Каргину вдруг не спеша подошел полковник — командир дивизии — и сказал, протянув руку для пожатия:

— Теперь догоняй свою бригаду. Можете идти в колонне этого полка: он в те края путь держит. — Помолчал, сочувственно разглядывая осунувшееся лицо Каргина, и предложил неожиданное: — Хотя можешь тронуться отсюда и часа через два. С арьергардом моей дивизии… Чего молчишь, младший лейтенант?

— Мы сейчас тронемся. Что такое два часа на отдых? Разморит только, — вздохнув, ответил Каргин, с удивлением подумав, что нет у него даже признаков робости перед командиром дивизии, что не только большого воинского начальника, но и многое понимающего, душевного человека в нем видит.

Очень непривычно было среди белого дня, не таясь, походной колонной идти по тракту. Правда, и на тракт выйти оказалось не так-то просто: по нему нескончаемой колонной шли советские войска. И пехота, и артиллерия, и танки. Еле уловили интервал, чтобы вклиниться в общий поток, стать частицей его. Особенно же обрадовало то, что солдаты сразу приняли их дружески, даже с участием и уважением. И табаком делились, и с оружием своим охотно знакомили, и о Большой земле рассказывали.