Костры партизанские. Книга 2

— Ты ведь, помнится, знавал его? — опять начал разговор Свитальский, когда они втроем уселись за стол в его кабинете: он — во главе стола, а Золотарь и Василий Иванович — по бокам и лицом к хозяину, как приживалы, готовые удрать при первом намеке.

— Заглянул он как-то ко мне в Слепыши, было такое, — ответил Василий Иванович. — Поамурничать, что ли?.. Да вы как начальник полиции и сами должны помнить. Это когда ныне покойному старосте Мухортову господином комендантом медаль была обещана.

Свитальский все помнил. И как фон Зигель приказал шоферу притормозить и принял к себе в машину этого мужика. И то, что Мухортов так и не получил обещанной медали — был убит вскоре. И тут же невольно пришло в голову, что Горивода тоже ничего не получил, хотя действовал вроде бы наверняка. До награды оставались, казалось, считанные минуты, а тут смерть возьми и кусни его.

— Одна-то пуля его точно в затылок тюкнула, — будто нечаянно заметил Золотарь. Он деловито разливал самогон по стаканам, вроде бы не прислушивался к беседе, а словами ударил вовремя. Но глаз не оторвал от струйки булькающего самогона.

— В бою чего не бывает? — стараясь казаться одновременно в меру удрученным и несколько беспечным, как человек не раз побывавший в лапах смерти, пожал плечами Василий Иванович. — Помню, еще в гражданскую, когда мы красным саблями и штыками шкуру рвали, одному из наших пуля в правое ухо вошла, а в левое вышла. А с другим из наших и вовсе несуразное приключилось…

— Винтовочная та пуля была. Которая ему в затылок попала. Понял? Винтовочная! — чуть повысил голос Свитальский, ощупывая глазами нож, который держал так, словно вот-вот пырнет им кого-то.

— А какой ей быть-то надлежало? — притворно удивился Василий Иванович, внутренне напрягаясь еще больше: он уже понял, что не просто так его зазвали сюда, что сейчас смерть очень близка к нему.

— Бандиты из автоматов строчили, ихняя очередь грудь его прошила, — будто бы равнодушно продолжал дожимать Золотарь, по-прежнему глядя только на стаканы; зато Свитальский теперь сверлил Василия Ивановича злыми глазами, подернутыми тонкой сетью кровавых жилок.

— Вот оно что, — медленно, словно с трудом разбираясь в нахлынувших мыслях, начал Василий Иванович. — Значит, кто-то из своих в него пальнул?

Золотарь немедленно подтвердил:

— Так выходит…

— Вот и не так, — еще больше нахмурился Свитальский. — Разве свой своему в затылок стреляет?

— Может, пан Свитальский, все же случайная та пуля? — не сдавался Василий Иванович.

— Случайная, говоришь? — не по-доброму усмехнулся Свитальский. — Одна, может, и так залетела… У него и в левом боку еще шесть дырок было.

Тяжелая тишина так долго висела в кабинете, что Генка заглянул, чуть приоткрыв дверь, и моментально исчез, натолкнувшись на взгляд своего начальника.

— Надеюсь, господину коменданту не доложено об этом? — наконец спросил Василий Иванович, подымая на Свитальского глаза — строгие и чистые, требующие немедленного и честного ответа.

— А тебе, пан Шапочник, какая забота, доложили мы об этом господину коменданту или нет? — зло спросил Свитальский.

— Ежели по правде сказать, не люблю, когда у меня начальство меняется, — четко выговаривая слова, ответил Василий Иванович. — Пусть вы полностью и не доверяете мне, пусть между нами не все так, как желательно… Может, новое-то начальство для меня еще хуже будет?

— Чего это ты нас поснимал с должностей раньше приказа соответствующего? — усмехнулся Свитальский, но в глазах его на мгновение мелькнула тревога. — Расшифровывай.

— Неужто непонятно? Шесть пуль в нем, говорите, оказалось? Значит, умысел налицо… А кому это надо?.. Ни мне лично, ни моим он дорогу не пересекал… Опасаюсь, что господин комендант, когда ему правда доложена будет, спрос начнет… Извиняюсь, но мне и своих бед в жизни хватало, слава богу, хоть эта должна стороной миновать.

Да, Свитальский об этом варианте почему-то не подумал, он почему-то сразу решил, что те выстрелы могли принадлежать только Шапочнику или кому-то из его людей. Почему так решил? Черт его знает!..

А ведь в словах этого мужика есть логика. Не дай бог, чтобы они дошли до Зигеля!

Какое-то время помолчали, будто не знали как или не решались сменить тему разговора. Потом Свитальский провел ладонью по лицу, словно снимая с него что-то, и сказал сожалеючи, но уже не гневно, даже без подозрительности:

— Пусть земля будет ему пухом… А господину коменданту о тех пулях знать вовсе не обязательно, это, так сказать, наше с вами внутреннее дело… Генка! Черт паршивый!

Генка моментально ворвался в кабинет, зыркнул глазами и замер у порога, готовый убить кого или подать что-то.

— А закусь где? — рявкнул Свитальский, и Генка исчез.

И Василий Иванович понял, что пока отвел беду от себя, что его пригласили даже как бы в единомышленники. Ему очень надо было выиграть время, чтобы скрыть свое торжество, и поэтому он сначала потупил глаза, будто произнося краткую молитву за упокой души Гориводы, потом решительно поднял свой стакан и, не чокнувшись ни с кем, выпил самогон. До последней капельки. Не дожидаясь закуски.