Но додумать идею опять не дали. Медичи повернулся к Лео и пояснил:
— Кажется, у него есть идея лучше твоей. Я пока не понял, какая. Пойду с толмачом побеседую. А ты, чем вертолеты изобретать...
— ...ветролеты!
— Тем более. Ты бы лучше для Моны Лизы портрет начинал писать. Мафия шутить не любит. А если шутит, то это еще хуже. Счастливо оставаться. Можешь не вставать.
Наступившая ночь особой прохлады не принесла. Приходилось писать картину, не вставая с винтопеда. Пока речь шла только о самом общем наброске, но линии на картине получались слегка кривоватыми, а мазки хаотичными. Лео набросал общие контуры фигуры, овал лица, задумался и принялся вычерчивать линию горизонта. Мысли Леонардо постоянно возвращались к будущему ветролета, поэтому горизонт получился тоже какой-то странный: с одной стороны ниже, с другой — выше.
— Потом переделаю, — решил да Винчи, слез с седла, которое уже натерло ему седалище, и направился к столу.
Ноги ныли, как после долгого бега. Леонардо почувствовал, что весь покрыт потом. «А ведь мой винтопед, — подумал изобретатель, — не только для обдува использовать можно. Это же отличное средство против избыточного веса! Надо Сфорца предложить».
— Ммммяу! — напомнил о себе Бестолоччи.
Он сообразил, что хозяин больше не собирается создавать ему уютную прохладу, и был этим не то что возмущен — поражен.
— Помяукай еще у меня, — огрызнулся Лео. — И так целый день тебя ублажаю. Чего таращишься? А для кого я ветродуй... то есть винтопед построил?
— Уррр? — уточнил кот.
Да Винчи подумал и рассмеялся.
— А ведь и верно. Из-за тебя, наглая морда, пришлось и винтопед изобретать, и ветролет, и эту штуку для похудания. Так и быть, топить тебя сегодня не буду.
Бес наклонил голову набок. «Топить-то ладно, — говорил его укоризненный взгляд, — а как насчет покормить?»
— Там от Джиневры корзинка осталась, — сказал Лео, — поройся. А мне пока не мешай.
Бестолоччи еще немного потаращился на озабоченного хозяина, потом подошел к корзинке, поточил о нее когти и еще раз глянул на Лео. Великий изобретатель что-то азартно вычерчивал на бумаге.
Кот одним движением лапы опрокинул корзину, понюхал вывалившуюся из нее рыбину, прерывисто, почти по-человечьи вздохнул и принялся ужинать.
Утром Леонардо разбудил Медичи.
— Дрыхнешь? — поздоровался герцог и отхлебнул что-то из запотевшего бокала.
Да Винчи моментально очнулся от дремы.
— Что, завидно? — хохотнул хозяин города. — Холодненькая!
— Кальтес вассер! — подтвердил херр Иоганн, выглядывая из-за спины Медичи с самодовольной улыбкой.
— Квас? — Леонардо облизал губы.
— Хочешь, небось, хлебнуть? — Медичи еще раз приложился к бокалу. — Нет проблем! Всего один золотой.
— За бассейн? — осведомился Лео.
— За стакан. Иоганн собрал установку для охлаждения, но она получилась какая-то очень дорогая.
Гордый иностранец снова вступил в беседу:
— Кляйнес вассер — нихт солотой. Маркетингскомпанье.
— Это он говорит, — перевел Медичи, — что один глоток можно дать тебе бесплатно. В рекламных целях. Ну смотри, Иоганн, за счет твоей прибыли.
Столп государства и права милостиво протянул почти полный бокал Леонардо. Неизвестно, на какой глоток рассчитывал Иоганн, но лучше бы ему было сначала проконсультироваться у хозяина соседней таверны. Да Винчи втянул в себя содержимое бокала одним мощным движением гортани. Это был не квас, а ледяная вода. Но она показалась ему вкуснее всех вин, которые он пил в своей жизни — даже тот бочонок марочного греческого, который достался Лео на халяву.
Но принципы были дороже.
— Ничего особенного, — сказал Леонардо, утираясь. — Вода как вода, только прохладная. Прогорите вы с этим проектом.
В глазах Медичи проскочила тревога, однако голос остался уверенным.
— Ничего, — сказал он, — если жара не спадет еще три дня, мы все расходы отобьем, и еще поднимемся. Ты лучше скажи: Мону Лизу написал?
— Начал, — Лео кивнул на мольберт. Набросок был выполнен в стиле «Палка —палка—огуречик».
— Ну, смотри, — заметил Медичи, — я тебя предупредил. А нам с сеньором Иоганном пора. Нужно производство налаживать, торговые места организовывать.
— Я-я! — подтвердил немец. — Цигельцигель. Арбайтн!
— Вот человек! — восхитился Медичи. — Так сказать, экце хомо.[4]
Леонардо напрягся и выдал латинскую фразу, которую зубрил до этого в течение недели:
— Хомо хомини люпус эст![5]
— Ну-ну, — сказал хозяин города и помахал на прощание бокалом.
После ухода гостей Леонардо в разобранном состоянии духа бродил по мастерской. Несмотря на все требования Беса, в седло винтопеда он не сел — хватило вчерашнего.
— Какое свинство! — говорил великий изобретатель. — Во-первых, нельзя наживаться на чужом горе! Во-вторых, холодильник я еще два дня назад придумал! Это моя идея! Ну, допустим, не совсем идея, но предположение об идее. А он взял и упер идею. А почему я-то ею не воспользовался?.. А, ну да, фреон разрушает озон... Природу пожалел! Иностранец этот не пожалел, хозяин города ухом не повел, один я как лох...
Леонардо остановился и торжественно объявил: