Кот да Винчи

— За месяц, считая плату за рисунки художника, удалось собрать около четырех тысяч флоринов, — отрапортовал синьор Дзюганелли. — Из них пять процентов — второму мастеру Джирини, другие пять — мелкой сошке, вроде да Винчи и Германци, за молчание. Еще десять — мне. Остальное ваше, дон Людовико. Примерно три тысячи флоринов. Точнее сказать пока не могу, вы же знаете, как трудно пересчитывать с одной валюты на другую.

— Да уж, непросто, — согласился дон Людовико. — Может быть, действительно стоило бы ввести единые деньги для всей Европы, как предлагает папа Сикст?

Мудрый мастер с сомнением покачал головой.

— Не думаю, что его святейшество и в самом деле этого хочет. Вы же сами рассказывали, что у него в Риме точно такая же ложа. Если ввести единые деньги, под каким лозунгом мы тогда будем работать?

— Что-нибудь придумаем, милейший Дзюганелли, будьте уверены! — успокоил его Сфорца. — Пока находятся простаки, готовые расстаться с содержимым кошелька ради призрачной цели, братство не умрет. Наоборот, мне уже Медичи писал, интересовался принципом устройства ложи. Придется послать к нему инструктора. Только не Джирини, там и без него неспокойно. Пожалуй, Германци подойдет.

— Согласен, — сказал Дзюганелли, — все равно здесь от него толку мало. А там, глядишь, за умного сойдет.

— Хорошо, так и сделаем, — решил герцог Сфорца и опять рассмеялся. — А этот чудак Леонардо своего кота называет бестолочью! Интересно, что бы он сказал про наших заседателей?

Эпилог

Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!

Мона Лиза 

«Если посмотреть на Италию с высоты птичьего полета, — подумал Лео, — то можно здорово навернуться с такой высоты. Нутром чую».

Великий художник и изобретатель (теперь этот титул был закреплен герцогским указом) посмотрел на Италию с высоты голубя, сидящего на карнизе его мансарды, и вздохнул. Не так давно он прозябал в подвале без гроша в кармане и радовался каждой монете и каждому заказу. Теперь монет у него было несколько, заказов — на год вперед, но Леонардо не радовался. Особенно он не радовался тому заказу, который был получен год назад.

Заказу от Моны Лизы.

Выполнить его не было никакой возможности. Крестная мать так и не разрешила художнику лицезреть себя. «Понимаешь, — объяснил ему посыльный, — как только ты ее увидишь, мы будем вынуждены тебя прирезать. А как ты тогда ее нарисуешь? Вот будет готов портрет, тогда смотри на здоровье!»

Да Винчи вздохнул. Его представления о здоровье были совсем другими.

Неделю назад он выторговал себе еще семь дней отсрочки, предложив мафии устройство под названием «счетчик». Но сегодня счетчик досчитывал его, Леонардо, последние сутки. Сбежать невозможно. У дверей и под окнами постоянно дежурили бравые молодцы такой мерзкой наружности, что один их вид мог быть использован в преступных целях.

Посетителей к художнику не допускали. А возможно, посетители сами старались не посещать мастерскую да Винчи, видя такую устрашающую охрану. Один только Бестолоччи преданно таращился на хозяина, сидя на подоконнике.

Лео в тысячный раз оглядел заготовку портрета. Размытый фон был хорош. Да Винчи даже придумал для него шикарное название — «воздушная перспектива». Руки Джиневры тоже удались. Но лицо... Лица не было.

«Я неудачник, — вяло подумал да Винчи. — Я и чужое лицо не написал, и свое потерял».

Каламбур придал мыслям художника новое направление.

«Вот порешат меня мафиози, а я даже автопортрета потомкам не оставил. Ладно, пара часов у меня еще есть. Не пропадать же загрунтованному холсту».

Леонардо усмехнулся и потянулся за зеркалом и палитрой.

Так вдохновенно он не работал никогда. Мазок за мазком ложился в пустой овал на портрете Моны Лизы. Даже назойливые обычно идеи невиданных машин и неслыханных инструментов обходили голову художника стороной. Рука с кистью порхала как будто бы сама, словно большая трудолюбивая пчела.

Закончил Леонардо уже в сумерках. Он отступил на шаг, зажег свечи и полюбовался.

— Это моя лучшая картина! — сказал он коту, который по-прежнему неподвижно сидел на подоконнике.

— Неплохо, — ответил почему-то не кот, а неприятный голос из-за спины.

Да Винчи даже не вздрогнул. За эту неделю он привык к тому, что по дому неслышно разгуливают посторонние люди подают неожиданные реплики.

— Даже красиво, — продолжал голос. — Потом меня нарисуешь, лады?

«Потом»? — горько переспросил Лео. — Когда еще «потом»?

— Ну, когда картинку хозяйке отнесешь. Только чтобы я тоже красивый был.

Леонардо попытался уловить в голосе насмешку, издевку или любой другой тип юмора. Ему не удалось.

«Да он думает, что я его Лизу пишу!»

Да Винчи посмотрел на портрет по-новому. Тонкие черты лица. Длинные волосы.

Томный взгляд. «А вдруг потомки подумают, что я гей?» — хотел испугаться Леонардо, но вместо этого поинтересовался:

— А что, похожа?

— Симпатично, — ответил мафиозо после небольшой паузы. — Только хмурая она у тебя какая-то. Наша-то... женщина веселая.