Кот и крысы

– А этой ночью как вышло, что чужой в доме оказался? Вот я и думаю - не впустил ли он вдругорядь Михайлу Андреевича, коли уж они такие добрые знакомцы! Ведь сколько мне служит - а ни в чем таком более замечен не был!

– Ох, это ты, матушка, хватила! - воскликнула Марфа. - Это в тебе злость на французенку кипит. Вот ты и норовишь все эти неприятности с ней увязать.

– Нет, Марфа Ивановна, мне на нее наплевать, - твердо сказала Дунька. - Коли она по чужим домам с хахалем гужеваться ходит, так себя невысоко ценит. Не этот хахаль - так другой ее куда-нибудь поведет, хоть под ракитовый куст. Коли архаровцы бы того красавчика повязали - она бы урону не потерпела, иной бы тут же сыскался!

– Уймись, уймись! - Марфа даже руками замахала на разбушевавшуюся Дуньку. - И не вздумай сама полицмейстеру доносить! Тебе нельзя - навеки рассоритесь! Поняла ли?

– Да поняла…

– Он это из чужих уст услышать должен, даже не из моих, коли из моих - догадается, откуда ветер дует. А правда оно или неправда - сдается мне, дело десятое… Ежели не слишком приглядываться - то малость на правду похоже…

Дунька кинулась целовать Марфу в щеки и взвизгнула - напоролась на иголку.

Она поняла, что Марфа уж как-нибудь исхитрится навести Архарова на след французенки и ее беспутного дружка. Оставалось еще выяснить, что означает мешок с деньгами. Но тут уж Дунька решила пока помолчать - может, этот чудной Устин в спущенных чулках еще чего-нибудь путного расскажет? Сейчас, малость остыв, она вспоминала его возвышенную речь и сильно сомневалась, что Архаров отрядил к ней посла-проповедника. Однако ж где-то он взял огромные по его разумению деньги?!

Она убежала, а Марфа осталась думать.

Неизвестно, до чего бы она додумалась сама, но к ней явился Максимка-попович, присланный от Клавароша. Было это уже после полудня. Клаварош предупреждал Марфу, что к ней собираются гости, и просил быть дома. Несколько озадаченная Марфа попыталась вызнать: сколько тех гостей? Но Максимка и сам ничего не знал. Сказал только, что послан с соблюдением секретности: чтоб никому ни о чем ни слова!

Причина выяснилась, когда к Марфе ввалилась целая компания архаровцев: сам Клаварош, Тимофей с подбитым глазом, Федька, Демка, Сергей Ушаков и тот из Ивановых, который Захар. Был с ними и Максимка, его послали слоняться в окрестностях, пока старшие совещаются.

Марфа усадила гостей за стол и, зная мужскую натуру не по рассказам, первым делом расплескала по стопкам крепкого домашнего травника, из тех травников, что от всех хвороб. Вопросов не задавала - сами пришли, сами пусть и заводят беседу.

– С талыгаем у нас горе, - сказал Тимофей. - Клаварош тебе, поди, не сказывал? Как та ховрейка у нас побывала - подменили талыгая.

– Что за ховрейка? - осведомилась Марфа. - Откуда взялась?

– Хрен ее ведает… У Тучкова спрашивать надо, он по имени назвал, да мы не разобрали. И лица не разглядеть, в накидке была. А после того, как она ему мешок рыжевья на стол бросила да сбежала - к нему и не подступись.

– А что за рыжевье? И много ли?

– Кабы кто знал! Сдается, много, - за всех взялся отвечать на вопросы Тимофей. - Тучков, поди, знает, да молчит. Пробовали спрашивать - сказал, не нашего ума дело. Сам - и то к нашему талыгаю не суется. А тот ходит злой, как бес, Сергейку вот ни за что ни про что по зубам смазал.

Марфа посмотрела на Ушакова, он кивнул.

– Докладывать ему - и то уж боимся. Говори, Захар.

– Меня еще раньше посылал за лавкой на Ильинке смотреть, - без предисловий начал Иванов. - Я там денно и нощно околачивался! Он сказал - через лавку письма и записки передаются. Ну и я, как дурак, всякое рыло запоминаю! И все в голове держу, чтобы добежать до канцелярии и тут же кому из писцов продиктовать! Прибегаю - так, мол, и так, говорю… А он меня - чуть ли не в шею! Спрашиваю - так мне дальше-то туда ходить? А он мне: пошел на хрен! Знать ничего не желает…

– Может, чего подскажешь? Ты баба толковая, - сказал комплимент Тимофей. - Ведь все наши дела через его блажь в тартарары полетят. Нам бы хоть понять, с чего это он так бесится! Как ты своим бабьим разумом понимаешь?

– Лавка на Ильинке, стало быть… Не Терезы Фонтанжевой лавка? - спросила Марфа Захара.

– Она самая.

– И велел за ней следить, а после того, как к нему приходила ховрейка и принесла какое-то рыжевье, более не велит? Ох, молодцы вы, молодцы… Так то ж и была эта французенка…

– Ну, Захарка! Ты ж ее видел, мог узнать! - возмутился Тимофей.

– Ну да, узнать, когда у нее рожа замотана!

– Так что ж, она ему, нашему талыгаю, сламу дала? - удивленно спросил Федька. - Он же не берет!

– Так он же слова сказать не успел, как она, маруха чертова, ухряла! - вступился за Архарова Тимофей.

– Дальше-то что с рыжевьем было? - спросила Марфа, уже догадываясь о судьбе денег.

– Дальше - она ухряла а он весь мешок Устину отдал, велел милостыню раздать. Мы зазевались - а Устин с тем мешком и сгинул!

– Сыскался?

– Утром сыскался, да еще как. Злодея, что ночью забрался в захаровской мартонки дом игровое колесо топором искрошить, мог взять - да упустил!

– А мешок?