Кот и крысы

Вот и угодила в западню.

А тут еще какой-то верзила влез в подвал, ходит взад-вперед, тычет клинком в потолок, пыль и всякая дрянь летят вниз. Варенька опять закашлялась.

Верзила тут же кинулся к ней, опустился на корточки.

– Уйдите, - еле смогла произнести Варенька. Ей надобно было сплюнуть сгусток крови. А он не понимал, бормотал что-то совсем нелепое - что вот сейчас пробьется наверх и вынесет ее наружу.

Варенька ничего не ответила, только отвернулась к стенке и избавилась от сгустка. Чувствовала - он так и торчит у изголовья на корточках в полной растерянности.

– Как они, сукины дети, только додумались вас сюда упрятать! - вдруг воскликнул он. - Я-то за вами по всей Москве гонялся, а вы - ишь где!

– Для чего за мной гоняться? - удивилась Варенька. - Кто я вам? Кто вы мне?

– Вы мне… - тут Федькаи задумался, еще и потому, что вопрос этот пока не имел ответа. - А я вам, сударыня, - полицейский служитель. Как ваша тетушка Шестунова подала «явочную» о вашем побеге, так я вас и ищу. Уж думали, вы в Санкт-Петербурге, и известие оттуда пришло… а я все равно искал…

Это не было образцовой правдой, поиски велись в основном Федькиной душой - и на деяние души откликнулся Господь.

– Какое ж известие? - забеспокоилась Варенька. - От кого?

– Того не знаю, а тетушка ваша прислала на Лубянку сказать, что вы сыскались в Санкт-Петербурге.

– О Господи… - прошептала Варенька. - Какие же они звери, нелюди…

– Они? - Федька махнул рукой в сторону подземного хода.

– Они…

– Господи, что же я натворила… Милостивый государь, коли доведется вам увидеть Марью Семеновну - скажите ей, что я и в смертный час прощения у нее просила…

– До смертного часа вам еще далеко, - более чем убежденно заявил Федька. - Выкарабкаемся! Не зря же меня сюда Господь привел. Где-то наверху есть место, в котором ход в подвал был, я его отыщу, пробьюсь наверх - слышите?

– Нет, сударь, я уж долго не протяну, - спокойно отвечала Варенька. - Да и незачем. Петруши моего нет - а что ж мне без него делать? Я за свою любовь дорого заплатила, я обещалась ему век верной быть, да вот не судьба. Да и не я одна - Марья Семеновна тоже мне грешна. Что бы ей отдать меня за Петрушу, никого не спросясь? И не было бы всего этого…

Федька наконец понял - речь идет о Петре Фомине.

И понял также ошибку архаровцев: знали, что Фомин дважды сватался, а не сообразили, что московская красавица непременно влюбится в петербуржца и понаделает глупостей.

– Господин Фомин знатным женихом был бы, - сказал Федька. - Я его по орловской экспедиции помню. Лихой гвардеец, а в седле держался - как черт! Ох, простите…

Варенька ему казалась такой хрупкой и полупрозрачной, что поминать при ней черта - было бы преступлением.

– Вы знали его? - пылко спросила Варенька. - Господи, какое чудо! Это Господь вас на мою темницу навел, право. Расскажите о нем, рассказывайте все, что помните! Это Петруша с небес вас сюда направил - привет прощальный мне передать… укрепить меня…

И Федька заговорил. Он рассказал все, что знал и помнил об орловской экспедиции в чумную Москву, все офицерские подвиги приписав одному Фомину. Варенька, которая всю весну, лето и осень, к счастью для себя, провела в подмосковной, слушала жадно и требовала новых подробностей.

И показалось ему, что между ними двумя натянулась тоненькая такая ниточка понимания.

Когда он завершил чумные воспоминания, заговорила и Варенька. Она рассказала, как Фомин после отъезда орловской экспедиции в Санкт-Петербург задержался по делу, связанному с наследством: как и всякий петербуржец, он имел московскую родню, и кого-то из той родни угораздило, вовремя не уехав, помереть от чумы. Он испросил отпуск, дело затянулось, а тут начали возвращаться в столицу беглецы - так и вышло, что они встретились самым дивным образом, на святки, в снегопад, как раз когда Варенька с дворовыми девками и приживалками гадала на суженого, лила олово, пускала на стол клевать зерно нарочно принесенного из курятника петушка и бегала на улицу спрашивать имя у случайного прохожего. Прохожим оказался поручик Измайловского полка - и Варенькино сердце улетело…

Старая княжна обмолвилась как-то, что Фомин собой, может, и неплох, да только беден, как церковная мышь. А Варенькины далекие покровители постоянно шлют к именинам такие подарки, что Фомину и не снились, и из подарков понемногу собирается знатное приданое. Да коли подыщут ей подходящего жениха, то дадут за ней и деревеньки, и домишко в Петербурге, и денег немало.

Варенька надулась и два дня с княжной Шестуновой не разговаривала.

– Я уже тогда его своим женихом полагала и переписка между нами была, - призналась Варенька. - Только тайная. Я ему письма через французскую лавку отправляла, и туда же, на Ильинку, от него для меня письма приходили.

– Ловко… - пробормотал Федька.

– Я его ободрить хотела, я написала, что сам он моей тетушке любезен, а вся беда - в его скромных доходах. В ответном из Петербурга письме он так написал: в лепешку разобьется, а сделается богат.