Кот и полицейский. Избранное

Она увидела, как в баре, расположенном на другой стороне улицы, через два дома от ее подъезда, подняли жалюзи, и вдруг почувствовала, что ей просто необходимо выпить чашку горячего кофе, именно сейчас, сию минуту. Она направилась к бару. Нет, Форнеро еще совсем мальчик. Разве о нем можно думать всерьез? Они всю ночь прокатались в его машине, колесили по холму, ездили по набережным, потом смотрели, как всходит солнце, под конец остались без бензина, и им пришлось самим толкать машину и будить хозяина бензоколонки. Словом, в эту ночь они вели себя, как школьники. Правда, три или четыре раза Форнеро попытался предпринять кое-что посерьезнее, а один раз даже подвез ее к своему дому и ни за что не хотел ехать дальше, упрямо повторяя: «Перестань выдумывать, идем ко мне». Она не пошла. Правильно ли она сделала? А что будет потом? Нет, сейчас она не хотела думать об этом. Всю ночь она не сомкнула глаз, и ей хотелось спать. Вернее, в том необычном состоянии, в каком находилась Стефания, она еще не чувствовала, что хочет спать, ко если бы она очутилась в кровати, то заснула бы, едва прикоснувшись к подушке. На грифельной доске в кухне она написала бы прислуге, чтобы ее не будили, и заснула. А потом, позднее, может быть, приехал бы муж и разбудил бы ее. Любит ли она еще своего мужа? Конечно, любит. А что будет потом?, Об этом она сейчас предпочитала не думать. Сейчас она капельку влюбилась в этого Форнеро. Совсем капельку. Но когда же откроют это проклятое парадное?

В баре все стулья были еще сложены в углу, пол засыпан опилками, за стойкой суетился бармен. Стефания вошла. Она не испытывала ни малейшего смущения из-за того, что явилась сюда в такое необычное время. Кому какое дело до нее? Может быть, она недавно встала, или едет на станцию, или только что с поезда? А кроме того, кому она обязана давать отчет? Она почувствовала, как от этой мысли ей стало приятно.

– Черный кофе, двойной и погорячее, – сказала она официанту.

Стефания проговорила это непринужденным тоном уверенного в себе человека, будто она уже сто лет знает и этого официанта и этот бар, где на самом деле не бывала ни разу в жизни.

– Слушаюсь, синьора, один момент, сейчас нагреется машинка, и ваш кофе будет готов, – отозвался бармен и прибавил: – Здесь по утрам приходится больше думать о том, чтобы самому согреться, чем о том, чтобы согреть машинку.

– Бррр! – отозвалась Стефания, улыбнувшись и забираясь поглубже в воротник своего пальто.

В баре находился еще один человек, посетитель, стоявший в стороне и смотревший на улицу через витринное стекло. Стефания заметила его только после того, как он повернулся на ее шутливое «бррр!», и тотчас же, будто присутствие сразу двух мужчин вдруг снова пробудило в ней застенчивость, внимательно посмотрела на себя в зеркальную дверь, ведущую в заднее помещение бара. Нет, глядя на нее, нельзя было догадаться, что она прогуляла всю ночь напролет. Она была только немного бледнее, чем обычно. Стефания вытащила из сумочки пудреницу, несколько раз провела по лицу пуховкой.

Мужчина подошел к стойке. На нем было темное пальто, белое шелковое кашне и синий костюм.

– В такую рань, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – все, кто не спит, делятся на две категории: те, кто еще, и те, кто уже.

Стефания чуть заметно улыбнулась. Она не взглянула на него, тем более что уже успела достаточно хорошо его рассмотреть. У него было выразительное и в то же время немного пошловатое лицо, характерное для той категории мужчин, которые так усердно прощают свои и чужие грехи, что задолго до старости впадают в состояние, находящееся где-то между мудростью и слабоумием.

– …И когда в такое время вдруг встречаешь хорошенькую женщину, то, сказав ей: «Доброе утро!»… – Он вытащил изо рта сигарету и поклонился Стефании.

– Доброе утро! – ответила она немного иронически, но без лишней резкости.

– …невольно задаешь себе вопрос: «Еще? Уже? Уже или еще?» Вечная загадка!

– Что? – спросила Стефания с видом человека, который все понял, но просто не хочет поддерживать игру.

Мужчина бесцеремонно рассматривал ее, однако ей было совершенно безразлично, даже если бы он понял, что она из тех, кто «еще».

– А вы? – лукаво спросила она.

Она уже поняла, что этот синьор просто болтливый ночной гуляка и что не признать его полуночником с первого взгляда значит смертельно обидеть его.

– Я? Еще! Всегда еще! – ответил он, потом вдруг на минуту задумался. – А почему? Не догадываетесь? – улыбаясь ей, он теперь уже подшучивал над самим собой. Потом опять остановился, проглатывая что-то, словно у него все время набегала слюна. – Дневной свет гонит меня в мою нору, как нетопыря, – сказал он рассеянно, как будто повторяя слова затверженной роли.

– Вот ваше молоко, а это кофе для синьоры, – сказал бармен.

Мужчина подул на стакан и принялся медленно, маленькими глоточками отхлебывать из него.

– Вкусно? – спросила Стефания.