Клематис был любимым цветком деда. Больше всего он любил темно-синие клематисы. Ринтаро хорошо помнил, как в начале лета дед любовался широко раскрытыми лепестками, освещенными яркими солнечными лучами.
Стебли у клематиса с легким изгибом и прочные, как железная проволока, поэтому ему больше подходит японское название — тэссэнка, цветок из железной проволоки, — нежели вычурное иностранное имя клематис. Дед любил украшать вход в книжную лавку этими цветами, высаженными в маленькие кашпо.
«Интересно, получится ли у меня сделать то же самое?» — как-то задумался Ринтаро и стал регулярно поливать горшок с укрытым на зиму клематисом. Наконец-то у него появилось желание что-то делать. Прошло три месяца после смерти деда. Уже наступила весна, и пейзаж вокруг магазинчика начал меняться. Снег под стрехами деревянных домов растаял, расцвела слива, и уже набухли почки на сакуре.
Ринтаро по-прежнему открывал магазин в шесть утра и проветривал помещение. Потом брал метлу и подметал мостовую перед магазином, поливал кашпо, в которых клематисы уже выпустили молодые листочки, а затем вытирал пыль в магазине.
— Опять убираешься?
Только Ринтаро собрался навести чистоту в магазине, как появилась Саё с черным футляром для музыкальных инструментов, и магазин огласился ее звонким смехом. Только недавно Ринтаро узнал, что в футляре — бас-кларнет, по правде сказать, он и понятия не имел, что у кларнетов есть басы, однако Саё уверяла, что в духовом оркестре бас-кларнет — очень важный инструмент и на нем играет только она.
— Ты каждый день убираешься! — Саё легко присела на круглый табурет, стоявший посреди магазина. — Ни одного дня не пропускаешь.
— Так это же хорошо! — рассмеялся Ринтаро, вытирая пыль с книг. — У меня же нет утренних репетиций, как у тебя. И мне нравится убираться, потому что во время уборки можно неожиданно наткнуться на какую-нибудь интересную книгу.
— Просто изврат какой-то! — беззастенчиво подытожила Саё. Прозвучало это, как всегда, бесцеремонно, но весьма мило. — А вот эта книга — сущий кошмар! — Она выудила из своей школьной сумки толстенную книгу.
— Почему кошмар? — Ринтаро улыбнулся. — Я бы так не сказал.
Недавно он посоветовал Саё прочесть «Сто лет одиночества» Гарсиа Маркеса. Первой книгой, которую он ей дал, была Джейн Остин, потом Стендаль, Андре Жид, Флобер…
Ринтаро полагал, что Саё будет проще читать любовные романы, но она проглотила все это и попросила что-нибудь новенькое. Вот он и выбрал Маркеса.
— Нацуки, ты правда одолел это до конца?
— Да. Только очень давно.
— Да-а-а… Нацуки, ты у нас действительно выдающаяся личность. Я совсем ничего не поняла. Для меня все это чересчур сложно.
— Так и прекрасно, — со смехом сказал Ринтаро, смахивая пыль с полок.
Саё озадаченно посмотрела на него:
— Почему прекрасно?
— Если читать нелегко, значит ты познаешь что-то новое. Это открывает тебе новые возможности — каждая встреча с трудной книгой.
— Да? Какие еще возможности? — спросила Саё смущенно.
— Если читать легко, это означает, что ты читаешь то, что тебе уже хорошо знакомо. Если читать трудно — значит в книге написано что-то новое для тебя.
Саё настороженно рассматривала улыбающегося Ринтаро, как какого-то редкого зверька.
— Нацуки, ты извращенец. Говорю же, хэнтай!
— Что за ужасы ты говоришь?
— Но в этом же нет ничего плохого! — Саё исподтишка продолжала наблюдать за Ринтаро, прикрыв глаза ладонью. — Это как раз очень круто. — Рука Ринтаро, протиравшая стол, замерла. Саё наклонив голову, заглянула ему в лицо: — А у тебя уши покраснели!
— Ну… Я неопытный новичок — в отличие от некоторых.
— Какой же ты новичок? Ты читаешь столько эротических романов, вроде «Лолиты» или «Мадам Бовари». Или это совсем непристойно?
— Ах так? А вот возьму и не буду больше давать тебе книги.
— Так я и поверила! — звонким голоском отозвалась Саё, вскочила с табурета и легким шагом направилась не к двери, а к задней стене лавки. Она осторожно подошла к ней и прижала ладонь.
— Тупик… — с сожалением сказала она.
— Вот был бы кошмар, если б это был не тупик.
— Да… Но ужасно хочется туда заглянуть. Такое чувство, что все просто приснилось…
Ринтаро тоже иногда кажется, что все, что случилось, было во сне. Ну и пусть сон, зато теперь ясно — он не один в этом мире!
— Я отказываюсь переезжать. Буду жить один, — сообщил он в канун Рождества за час до прибытия машины компании по перевозкам.
Это было возмутительное заявление, но тетя даже не удивилась. Некоторое время она молчала, скрестив полные руки и глядя на племянника. Хрупкая тишина длилась долго — а может, всего минуту. Наконец тетя открыла рот:
— А что случилось, Рин-тян?
Ритаро не ожидал такого вопроса. При виде его смущенной физиономии печальная улыбка тронула румяное, пухлое личико тети.
— Понимаю, не можешь откровенно рассказать о своих мальчишеских секретах какой-то толстой тетке.
Но и в самом деле Ринтаро не мог поведать ей о странных приключениях с загадочным котом. А прежде всего о том, как он изменился за время этого странного приключения и что он решил впредь быть самостоятельным.