– Теперь уже ничего. Но ты не видел то убожество, которое здесь осталось после бабушки. Не догадался я сфотографировать для истории. Представь – на стене в комнате висел облезлый ковер, который в последний раз выбивали еще в Советском Союзе, у нас за домом специальные такие конструкции установлены для этой процедуры, на них обычно местные подростки пиво пьют. Под ковром стоял обоссанный диван, бабушкины памперсы иногда не справлялись, и все протекало. Механизм дивана не работал на моей памяти вообще никогда, складывать и раскладывать его нужно было вручную. Напротив стояли два продавленных кресла с облупившимися ручками. Телевизор устарел задолго до эпохи плоских экранов, но, сволочь, работал, и по этой причине его нельзя было заменить. Работал также и холодильник марки ЗИЛ, у него была такая смешная ручка, она нажималась, как у двери. Льда в нем было чуть меньше, чем в Арктике, но кто же позволит заменить работающий девайс? Паркет наполовину почернел, на вторую половину сгнил, вылетающие со своих мест паркетины бабушка возвращала на место с помощью клея "Момент". Вот таким здесь было все. Проще перечислить то, что было относительно приличным, потому что это были только окна. Бабушка отказывалась делать ремонт, потому что ей было некуда деться на это время, мы ведь и так впятером жили. Уболтать ее смогли только на новые окна. Потому что старые… Жаль, что никто не сложит о них песню, как о московских. Или хотя бы эпитафию. В них были щели в палец толщиной. И осенью полагалось проделывать некий бесовский ритуал – бабушка рвала на лоскутки поношенную одежду, которую мы с сестрами ей весь год сносили, и эти лоскутки она специальным ножом затыкивала в щели. А потом сверху заклеивала полосочками бумаги, которую тоже собирала весь год, а клей почему-то нельзя было брать готовый, полагалось варить в кастрюльке из какого-то крахмала. Весной все это проделывалось в обратном порядке. Ты спросишь, откуда я все это знаю в таких подробностях.
– Спрошу, если хочешь, – улыбнулся Ян.
– А потому что "бабушка старенькая, и ей надо помогать". – пропел я писклявым нравоучительным голосом. – И угадай, кто будет это делать? Оля на своих бесконечных репетициях, а Маша еще маленькая, чтобы по подоконникам прыгать. Но однажды случилось чудо – я сломал руку. Правую. Поэтому заклеивать окна вместо меня пришлось родителям. В результате летом они поставили вопрос ребром и установили стеклопакеты. Надо было видеть, как эти беленькие блестящие рамы брезгливо шарахались от кошмарных древних занавесок с наполовину выдернутыми нитками. Так и норовили выпасть на улицу, бедняжки.
– Тебе бы книги писать с такими метафорами, – засмеялся Ян. – Или это не метафора?
– Понятия не имею, что это. Такова была реальность. И с этой реальностью надо было что-то делать. Родители решили ее сдавать, пока кто-нибудь из детей не выйдет замуж или не женится, а потом этот "счастливчик", по их замыслу, должен будет разбираться с этой реальностью самостоятельно. Тут возникла проблема. Сдать объективную реальность можно было только за очень маленькие деньги, потому что в этой квартире все просто кричало "я умерло еще до вашего рождения". Делать ремонт и менять мебель и технику – означало никогда не окупить этих затрат. Решили сдавать как есть. Ну и понятное дело, что снимать такое убожество не хотели даже студенты. Квартиранты менялись постоянно. По курсу "месяц сдаем, два простаиваем". И вот во время очередного простоя прорвало трубу, их ведь тоже не меняли со времен советской власти. Залили соседей снизу, которые, по несчастливой случайности, в это время были на работе. Поэтому залили еще и соседей двумя этажами ниже. Пока те разбирались, вызванивали второй этаж, пока второй приехал и разобрался, что течет не от них… В общем, потоп был страшный, сам Ной бы ужаснулся. Родителям пришлось оплачивать ремонт двух нижних квартир, что перекрыло прибыль от аренды за все время, а на свою уже не хватило ни денег, ни сил, ни нервов. Сработала поговорка "скупой платит дважды". Что здесь творилось после потопа… Ко всем прелестям добавился еще и вздувшийся буграми паркет. Здесь даже ходить было опасно, ноги переломать – нефиг делать.
Я аж передернулся, вспоминая свои первые часы в этом постапокалиптическом пространстве.
– Ага, – глубокомысленно выдал Ян. – Сейчас, наверное, последует трогательная история превращения Золушки в принцессу?