Кот, который проходил сквозь стены

– А зона тут еще при чем? – заорал Квиллер. – Мне нужен телефон немедленно, и я не собираюсь платить этот возмутительный залог! Я репортер «Дневного прибоя», и я сообщу об этом главному редактору.

– Ми-нут-ку, по-жа-луй-ста.

Он повернулся к хозяйке:

– Возмутительная наглость! Они требуют плату вперед за восемь месяцев!

– С жителями Хламтауна всегда так поступают, – кротко пожала плечами Айрис.

В трубке снова послышался голос:

– К вам при-е-дут сра-зу же. Про-сти-те, сэр.

Журналист все еще кипел от негодования, когда вышел из дома, чтобы продолжить расследование. К тому же его расстраивала потеря пера на шляпе. Он был уверен, что еще вечером оно торчало за лентой, но теперь исчезло, а без него твидовый головной убор с мягкими полями потерял всю свою прелесть.

Осмотр комнаты и лестницы принес только катышек кошачьей шерсти и алую обертку от жвачки.

На Цвингер-стрит непогода будто зарычала на него, и ему захотелось зарычать в ответ. Все было серым: небо, снег, люди. Вдруг по улице скользнул белый «ягуар» и повернул к бывшему сараю для экипажей. Квиллер истолковал его появление как перст судьбы и последовал за ним.

Магазин Рассела Пэтча был когда-то вместилищем для двух карет. Теперь одну половину помещения занимал гараж, а другую – выставочный зал. Вместе с «ягуаром» в гараже находилась всевозможная мебель в безнадежном состоянии – облупленная, покрытая плесенью, пятнами сырости или посеревшая от грязи и времени. Весь дом пропах скипидаром и лаком.

Квиллер услышал в задней комнате шарканье и стук, а секунду спустя появился крепкий парень, ловко передвигающийся по неровному полу на металлических костылях. Он сверху донизу был одет в белое: белые парусиновые брюки, белая рубашка с открытым воротом, белые носки и белые теннисные туфли.

Квиллер представился.

– Да, знаю, – улыбнулся Пэтч. – Я видел вас на аукционе, там говорили о том, кто вы такой.

Журналист огляделся:

– Тут настоящий хлам, а не антиквариат. Неужели люди это покупают?

– Конечно. Сейчас это очень популярно. Все, что вы видите перед собой, только полуфабрикаты. Я реставрирую мебель так, как хотят покупатели. Видите шкаф? Я отпилю ножки, покрашу его в розовато-лиловый цвет, сделаю пурпурные полоски, сбрызну умброй и придам блеск венецианской бронзы. Его купит какой-нибудь денежный мешок, обитатель двухсоттысячного особняка с Холмов Потерянного Озера.

– Как давно вы этим занимаетесь?

– Для себя – только шесть месяцев. А до того я работал четыре года на Энди Гланца. Хотите посмотреть, как это делается?

Он провел Квиллера в мастерскую, где надел длинный белый халат, похожий на мясницкий, в красных и коричневых пятнах.

– Вот это кресло-качалка, – сказал он, – годы стояло на скотном дворе. Я его немного починил, положил красный грунт… а теперь – смотрите.

Он натянул резиновые перчатки и стал втирать в сиденье вещество, похожее на грязь.

– Вас Энди научил?

– Нет, я сам, – ответил Пэтч с легкой обидой в голосе.

– Мне говорили, – начал Квиллер, – что он был прекрасным парнем. Не только знающим, но и великодушным, с развитым чувством долга.

– Ага, – сдержанно откликнулся хозяин.

– Все так хорошо о нем отзываются…

Пэтч не отвечал, сосредоточившись на ровных движениях кисти, но Квиллер заметил, что на скулах реставратора заиграли желваки.

– Его смерть, вероятно, огромная потеря для Хламтауна, – не успокаивался журналист. – Жаль, что у меня никогда не было возможности…

– Может, я и не должен так говорить, – прервал его Пэтч, – но с ним было тяжело работать.

– Что вы имеете в виду?

– Любой для него был недостаточно хорош.

– Он любил доводить все до совершенства?

– Он был профессиональным святым и от других ожидал того же. Я говорю это к тому, что люди обязательно скажут вам, будто Энди уволил меня за пьянство на работе, а это ложь. Я ушел от него, потому что больше не мог терпеть его снисходительности.

Пэтч нанес последний коричневый штрих на красное сиденье и бросил кисть в банку из-под консервированных помидоров.

– Он был ханжой?

– Да, пожалуй, это подходящее слово. Мог достать кого угодно, понимаете? Я говорю это ради истины. Все вечно талдычат, каким Энди был честным. Что ж, иногда можно быть утомительно честным.

– Как это? – поинтересовался Квиллер.

– Ладно, объясню. Допустим, вы едете за город и видите у чьего-то сарая старую железную кровать. Она вся черная и грязная. Вы стучитесь в дверь к хозяину и предлагаете за кровать два бакса, хотя он и без того рад, что вы ее увозите. Вам же повезло, потому что вы приведете кровать в порядок и получите две тысячи процентов прибыли… Но Энди! Что делал Энди!.. Если он думал, что продаст кровать за двести долларов, то предлагал фермеру сто. Таким образом он ставил в дурацкое положение всех остальных. – Хмурое лицо Пэтча вдруг осветилось усмешкой. – Правда, однажды, когда мы ездили вместе, он здорово вляпался. Фермер оказался не лыком шит: сказал, что раз Энди предлагает за старье сто долларов, она должна стоить тысячу. И отказался продавать!.. Хотите еще пример? Возьмите то же мелкое воровство. Все ведь воруют, правда?

– А конкретнее?