Кот, который смотрел на звезды

Собрать в дорогу кошачьи пожитки и припасы было гораздо сложнее. Тут вам и голубая подушка с холодильника; и латка, служившая сиамцам туалетом; несколько пакетов с любимой подстилкой, приятной для кошачьих лап; щетки для расчесывания; миски для еды и питья; месячный запас «кабибблз», хрустящей пищи, приготовленной соседкой; банки с любимыми консервами — лососем, крабами, устрицами и копчёной индюшатиной.

Сейчас как раз настало время полуденного приёма пищи, и сиамцы наверняка ждали его, нетерпеливо переступая длинными тонкими лапами, красноречиво размахивая хвостами, закатывая глаза — голубые озерца на коричневых масках. Когда Квиллер открыл дверь, обе кошки спали на диване — клубок палевого меха, коричневых лап и хвостов; головы они засунули друг другу под брюхо, так что видны были только три уха.

— Угощение! — произнёс Квиллер театральным шёпотом.

Обе головы тут же поднялись.

«Йау!» — прозвучал требовательный ответ Коко.

«Н-нау!» — пронзительно вскрикнула Юм-Юм.

Когда багаж был собран и погружён в автомобиль, а Юм-Юм после долгой погони поймана и упрятана в кошачью переноску, Квиллер обнаружил, что Коко устроился на сиденье нового велосипеда и загадочно на него смотрит.

«Ладно, — подумал Квиллер, — так и быть, возьму велосипед. Буду ездить там по заброшенным просёлочным дорогам».

Глава вторая

Два пассажира в кошачьей переноске на заднем сиденье жалобно мяукали и вертелись, но, когда коричневый автомобиль, выехав на шоссе, набрал скорость, успокоились. Дорога в Мусвилл шла на север. Для Квиллера это был памятный путь, где множество вех отмечало драматические коллизии, которые он пережил, поселившись в Мускаунти.

Закусочная «Грозный пёс» (плохой кофе, полезные сплетни)… шоссе «Скатертью дорога» (поворот налево в Шантитаун, направо — к шахте «Бакшот»)… старая индюшачья ферма (ею некогда владел первый муж Милдред Райкер)… заброшенное кладбище (ядовитый плющ)… тюрьма штата (знаменитые цветочные клумбы, позорный скандал).

У ворот тюрьмы дремавшие сиамцы оживились, вытянули шеи и зафыркали. Они почувствовали запах — но не тюремных роз, а озера, до которого была ещё целая миля. Учуяли водную гладь, водоросли, прибрежную траву, планктон, мальков!

Машина ехала вдоль берега, и возбуждение кошек нарастало. Слева от дороги промелькнула ферма Эвери Боттса и «Летняя сцена Клуба жарех»… справа между деревьев блеснуло озеро… слева пастбище с коровами, жующими жвачку, и лошадьми, демонстрирующими свою лоснистую кожу и благородное происхождение… справа грубо отесанные ворота клуба «Дюна», где у Райкеров был домик на берегу… слева одиноко торчащая каменная труба — всё, что осталось от старого школьного однокомнатного здания… справа буква «К» на столбе.

Это была давнее владение Клингеншоенов, половина квадратной мили леса на песчаной дюне с дорогой, петляющей между соснами, дубами, кленами и вишнёвыми деревьями. Ныряя вверх и вниз, она выходила на поляну, на которой над сотней квадратных миль водяной глади возвышался коттедж. Построенный из цельных бревен, маленький домик стоял на земле, словно на якоре, которым служила высокая каменная труба. Восьмидесятифутовые сосны с голыми стволами и редкими ветвями на самой верхушке окружали коттедж, как часовые.

Прежде чем занести кошек в дом, Квиллер обследовал помещение, подготовленное к лету командой юных уборщиков, называвших себя Гномами Песчаного Великана. В доме всё было крайне просто: обширная гостиная с огромным камином и две спаленки. Ощущение простора и даже некоторого величия вызывало отсутствие потолка: стены упирались прямо в крышу, под которой перекрещивались деревянные балки и стропила. Как только были отдернуты шторы, всё помещение залили потоки света, которые проникали в дом сквозь большое окно, выходящее на озеро, и три новых световых люка, проделанных в крыше.

Только после этого переноска была внесена в дом; кошки метались и громко выли. Но стоило Квиллеру распахнуть маленькую дверцу, как сиамцы разом смолкли и насторожились.

— Никакой опасности! — уверил их Квиллер. — Ни львов, ни тигров. Пол вымыт и натёрт, можно ходить по нему без малейшего вреда для здоровья. — Он считал, что чем больше говоришь с кошками, тем умнее они становятся…

Кошки немедленно вспомнили заднюю веранду с бетонным полом, который нагревался под лучами солнца, вылетели туда и принялись кататься по неровной поверхности. Потом Коко растянулся во всю длину, чтобы каждой своей блестящей шерстинкой впитать тепло.

«Он любит солнце, и солнце любит его», — подумал Квиллер, процитировав другого журналиста, Кристофера Смарта,[7] написавшего поэму о своём коте Джоффри. В ней было много строк, которые хотелось вспоминать, и это несмотря на то, что Кристофер и Джоффри жили в восемнадцатом столетии.