Кот под кринолином

— Разве я могу доверить охрану вашей жизни кому-то постороннему? — я протянул ладонь и приподнял кончики ее пальцев, поднес их к губам, но не поцеловал, замер, глядя ей в глаза. Мысль о том, что она мне изменяет, грызла меня внутри, как червяк сочное яблоко.

Королева лишь слегка приподняла брови, выражая этим легкую степень удивления и скепсиса. Судя по блеску глаз, ей хотелось многое сказать, но безупречное воспитание, как всегда, взяло верх над эмоциями.

— Благодарю вас, Ваше Величество, мне лестно, хоть и очень непривычно получать от вас столько знаков внимания, — но руку не убирала и стояла, глядя на меня, с невинным ангельским выражением на лице.

— Мне тоже было очень непривычно обнаружить в вас столько тщательно скрываемых от меня достоинств, — я все же прикоснулся губами к ее пальцам, потом, перевернув ладонью вверх, поцеловал запястье. — Так что теперь я буду пристально следить за вами, чтобы не упустить более ничего интересного.

— Ах, Ваше Величество, вам всего лишь надо было посмотреть более внимательно! — вот теперь язвительность четко слышна в голосе. — Впрочем, боюсь, вам скоро надоест, как всегда.

— Все только от вас зависит, Айриш, — не так уж часто я называю свою жену по имени, даже наедине, а уж в присутствии стольких посторонних, заинтересованно поглядывающих в нашу сторону… — Если вы снова попытаетесь спрятать свои достоинства куда-нибудь очень глубоко и далеко, я, конечно, уже буду знать, что именно мне надо искать, но ведь могу не сразу догадаться — где. Да и выкапывать их из тайника слишком долго мне может не понравиться. Игра «охота за дичью» меня возбуждает, а вот забава «угадай, найди, откопай…» — не очень. Все же я лев, а не землеройка. Да и у вас, Айриш, — я снова выделил голосом имя, — все три лика — хищные.

— А не мышиные! — как-то странно подтвердила мои слова королева, освобождая свою руку из моих пальцев. — Ах, Ваше Величество, боюсь, вам придется выбирать… хищницу с повадками собственницы или скрытную мышку, при которой можно поохотиться и на другую дичь! Только не удивляйтесь тому, что, пока вы ловите кого-то еще, мышка может и не дождаться.

Ох уж я этой мышке… лапки-то хвостиком бы связал!

Тут сидящая в карете фрейлина чихнула, напоминая мне, что мышка на самом деле она, серая и незаметная, а моя жена — пума, пантера и тигрица.

— Когда у женщины столько скрытых, — я выделил последнее слово, добавив ехидства, — достоинств, ни один мужчина не пойдет искать другую, если, конечно… — Он не законченный идиот? Не законченный слепой идиот? Не… — у него не будет очень уважительной причины, — выкрутился я и, развернувшись, направился к своему коню, бросив напоследок: — Хорошей поездки, Ваше Величество.

* * *

Винсент:

В борделе же все было не так страшно, как любят описывать это в книжках. Или просто мне повезло, что я попал в бордель с многоликими для многоликих, и это автоматически приравнивало его к дорогим развлечениям для знати. Первое время я был там простым служкой, убирающим комнаты после клиентов, разносящим напитки в зале ожидания, бегающим по мелким поручениям. Но уже тогда меня начинали готовить к моей будущей работе: специальный рацион (кстати, изобилующий мясом, что очень импонировало), ускоряющий рост и развитие, уроки этикета, танцев, изящной словесности. За эти годы при помощи растительных припарок руки избавились от рабочих мозолей, а от еженедельных натираний кожа утратила загар, став аристократично белой. Постоянные пендели от старших отучили горбить спину, а их шуточки и наставления практически избавили от стеснения. Ночные бабочки трепали меня за еще пухлые щечки и угощали всякими вкусностями, полученными от благодарных (хотя скорее просто благородных, а значит типа «щедрых») клиентов. Так что, как я уже сказал, ничего особо страшного там не происходило. Хотя да, выпороли несколько раз за попытки сбежать и непослушание, но науку я усвоил в течении первых месяцев и дальше не возмущался.

Работать наравне с остальными я начал с четырнадцати лет, когда Маман признала меня вполне готовым. Пора детства закончилась, и настало время выплачивать борделю потраченные на мою подготовку деньги, естественно, с процентами.

Точно сейчас не вспомню, но, кажется, эти проценты превышали изначальную сумму больше чем в три раза. Когда мне первый раз показали счета, я чуть в обморок не свалился — сумма была астрономической. Причем, в счете указывалась любая копейка, вплоть до купленного мне на ярмарке леденца. Тогда я посмотрел на Маман с другого угла, ведь до этого она мне казалась милой толстенькой дамой, любившей меня побаловать.