Кот-Скиталец

– Это не самое плохое, Мартин, когда вышучивают. Относиться так к кумирам – нормальное дело. Расцени как черный юмор и успокойся, – ответила я. – Отойди с миром и постарайся хотя бы выспаться, а завтра посмотрим, что делать с твоей добровольной сдачей. На торжественную церемонию можешь не рассчитывать: мы народ простой, лесники, болотники и пустынники, и ни в чем таком не смыслим. А вот на рассмотрение по существу рассчитывать можешь. Если решим тебя судить, отнесемся к этому так же серьезно и основательно, как ко всему, что делаем на этом свете. Так что не беспокойся. Да, и не вздумай рук на себя накладывать – в этом, поверь, не более смысла, чем сойти с транспорта не на своей остановке и в незнакомом месте.

И, представьте, он послушно вытащил из-под плаща вершковый кинжал и протянул мне, будто сдаваясь на мою милость!

На следующее утро мы, заранее не сговариваясь, выпендрились в самое свое лучшее; опять-таки не считая БД, который ходил зимою и летом одним цветом. Получилась некоторая разноголосица, потому что, конечно, у нас в багаже случились вещи неплохие и даже прямо-таки роскошные, но не совпадающие по стилю. У Серены – газовый шарф, затканный снежинками; у меня, помимо того самого александритового колечка на пальце и футляра от очков в руке, – оплечье из золотного кружева; Владетель надел поверх чапана кирасу с серебряной чеканкой, а Артханг имел для своего человеческого образа непробиваемый жилет андрского образца, безразмерный, но зато с вышивкой: у него с юности была слабость к полицейской амуниции. Хнорк с помощью дам нацепил ошейник из самоцветов, а на передних копытах самолично выжег довольно изящную татуировку. Мунк заплел гриву аж в две смежных косицы и перенизал их для вящей крепости кольцами вплоть до висков; кстати, поверх своей личной нагрудной и наплечной шерсти на нем были толстые штаны и куртка с металлическими накладками. Варда только два дня назад завили крутым штопором и подровняли хвост и гриву, а теперь еще и челку начесали на самые глаза. Попона у него была из многоцветной архиерейской парчи. Бэс-Эмманюэль перепоясал пузцо орденской лентой, зелено-бело-сиреневой, а на ошейнике имел щиток с изображением то ли скалки для теста, то ли намотанного на трость бумажного рулона; как он пояснил, то были цвета и герб дома Арья. Хрейя решила вопрос о нарядах легко – предстала горделивой Белой Волчицей. Серена одолжила ей по браслету на каждую лапу: спереди были платиновые с халцедоном, сзади орихалковые с черным жемчугом. Даже Эрмина, хоть и говорила, что ставит на себе крест (или все-таки шар?), отыскала в гардеробе нашего хозяина лиловое муаровое платье его бабки, которое только самую малость посеклось по шву.

И хотя возились мы не слишком долго, Мартин Флориан вытребовал нас к себе так рано, что никто не успел с чувством позавтракать.

– Нечистая совесть – что шило в кармане и блоха на аркане, – с чувством произнес Бэсик-Эмманюэль, – вволю колет и кусает. Хоть бы клочок ржаной коврижки дал перехватить: на зубах пищит, в животе сиротливо, а коврижка, между прочим, с корицей, жженым сахаром и тертыми орехами.

И вот Мартин стоит перед нами, держась за спинку своего кресла, – в столовой особняка, самом большом и удобном помещении, которое почти полностью занял кипарисовый стол овальной формы.

– У вас есть какие-либо пожелания к составу суда и ходу следствия? – спросила я. За неимением желающих роль распорядителя взяла на себя я, оттуда и официальность моего обращения; тем не менее, в процессуальной стороне и я почти ничего не смыслила. Знала только, что в мою обязанность входит связывать воедино вопросы и ответы.

– Да. Пусть говорят все, кому есть что сказать, но окончательное решение примете вы – как старшая.

Невелика честь. Он что, посчитал, что даже Владетель Эрбис моложе меня годами?

– Принято. Теперь мы говорим по очереди, начиная с моей правой стороны, а я подвожу итог сказанному. Король-монах?

– Я его прощаю без натуги: нельзя наказывать за добросовестную ошибку. Я был в его, Мартина, глазах разрушитель Храма, и иного решения он принять не мог. Даже в том смысле, что тогда всецело положился на чужое мнение и отказался от королевского права меня помиловать. Ну и, конечно, – как можно судить за мою смерть, если я живой?

– Еще как можно, – буркнула я. – Бывали многие прецеденты. Для суда важен не факт, а намерение.

– Как можно вообще судить брата? – спросила нас Серена.

– В твоем вопросе два смысла, – ответил ей БД. – Он смог – я не смогу.

– Мне он не брат, Даниль. И у тебя с ним было то, что называют сговор: он позволил тебе принять на себя чужую вину. Экий маркиз Поза! Или – смиренный назорей.

– Ты читала Шиллера? – быстро спросила я.

– Учитель показал, как ее играют на сцене. Смысл в том, что такая жертва как бумеранг. Вот Мартин и вернулся – принять на себя тяжесть своей уступки. Это почти рок; что мы можем предпринять, кроме как согласиться на это? Я не знаю: у меня мало опыта в подобных делах.