Кот-Скиталец

Песик переводил печальные глаза с одного собеседника на другого.

– Да ведь то же произошло со мной. Никто другой не соглашался, а приказывать смысла не имело. Такую нестандартную работу надо выполнять от души. Вот и говорит мне начальство: «Коренной андрский патриот не сумеет, а ты даже на фоне прочих моих сотрудников такая манна небесная, то есть такое перекати-поле, что и позабыл, наверное, где тебя мать родила». И в самом деле: сам этот момент или вовсе не улавливаешь, или светит в общем тумане что-то смутное. Белые стены… Холод… Твой негодующий вопль…

– Держу пари, стены были зарубежные.

– А вот и проиграли. Самые что ни на есть андрские и столичные. Однако внутри них было инсанское посольство, а значит, я все-таки родился на территории другого государства. Мамочка была по традиции звана на дипломатический прием вместе с папочкой. Вид у нее был неуставной, зато величественный, ибо на сносях. Мы, аристо, при любом удобном случае кутаемся в нечто бесформенное и прячущее естественный рельеф, вот никто из инсанов не заподозрил диверсии. Ну, инсаны и ради чужеземцев вина на стол не подают, а вот кормят непревзойденно. Мама, понятное дело, перестаралась, так что к концу церемонии едва не взорвалась мною прямо за банкетным столом. Еле успели перетащить в жилые комнаты одного из посольских врачей. Так что и здесь нам повезло: у инсанов такие акушеры, что смертей от родильной горячки или от того, что женщина не умеет разродиться, почти что и нет.

– Может быть, диверсия была продумана заранее? – улыбнулась я.

– А что, я не исключаю такой возможности. Во всяком случае, на мою судьбу это повлияло не меньше клановых пристрастий. Как родился, так и живу.

– Страну нэсин вы знаете хорошо? Можете рассказать мне о ней?

Двигало мною не одно любопытство, а желание посмотреть, как он сумеет вывернуться: не выдать секретов и не потерять нить беседы.

– Ручаюсь, что до вас дошли одни сказки. Ландшафт там не андрский, плоский как тарелка, не изомерный, так сказать, а многомерный, многоступенчатый. Только я не видел ни одного места, куда не мог бы зайти и откуда не мог выйти без особых умственных трудностей. Физических – да: не всюду пускают, закон не велит. Инсаны куда более закрыты для чужака, чем андры. В стране Владетеля Эрбиса все расписано по рубрикам, разложено по полочкам: куда можно и куда нельзя ступать, что есть и что пить, как здороваться и как в дверь стучать, как пройти мимо собеседников, чтобы их не побеспокоить, с какой руки кусок брать и с какой ноги вставать с постели. Аж до занудства дело доходит! Но вашему коллеге дипломату это знакомо по протоколам и не так уже тягостно. Тем более что поначалу все не так и строго, для невежды делают послабления. А когда этим ритуализмом пропитываешься до костей, оказывается, что та лишь первая ступенька лестницы; с ней видно вторую. Хочешь подняться на нее – сам себя держи в еще большей строгости. На третьей ступени гайки закручены так, что и дохнуть, кажется, нельзя. На одном дипломатическом кураже держишься и лезешь. Но как только добрался до верха и схватишь суть дела – оказывается, все можно, чего только ни захочешь, вот только самому не нужно ничего ни подлого, ни грязного, ни просто сомнительного.

Я молчала и впитывала в себя.

– И сами занудства их многогранные какие-то, будто над ними, как над камешком, хороший ювелир поработал. Сначала все нельзя, да и не можешь этого, а как подрастешь – напротив: все можешь, да не позволишь себе. Женщин – заводи, пожалуйста! Иногда это честней, чем изнутри разжигаться. Вдову пригреть или сироту призреть… Только пускай ни одна из них не сможет обвинить тебя в несправедливости: что ты к ней менее заботлив и щедр, менее почитаешь, нежели остальных. Как это вообще можно, если поразмыслить? Вот и остается обычай по большей части номинальным.

– Вы хвалите инсанов, будто вы один из них.

– А, наверное, рождение в ихних стенах сказывается. Внутри них, даже воображаемых, кажется уютнее.

– Воображаемых – это…