Котёл

Звонки трезвонили сначала в Берлине, потом в Париже. Президенты этих стран без каких-либо вопросов вызвали своих министров и велели им собирать чемоданы, чтобы незамедлительно отправиться в бурлящий, такой знакомый и так надоевший Киев. Министру иностранных дел Польши Сикорскому пришлось добираться до Берлина на перекладных, чтобы в качестве нежеланного гостя сесть на самолет Штанмайера, белоголового, высокого человека с маленькими злыми глазами, потому что Польша не могла пойти на такие расходы — выделить специальный самолет для одного человека в Киев по команде Нуланд. Сикорский все рылся в словаре, подыскивал слова, все хотел произнести краткую речь на немецком языке, но связать слова в предложение никак не получалось. Он, наконец, вернулся к польскому языку, вспомнил выражение «бардзо дзянкуе» и решил на том остановиться.

Два самолета с тремя дипломатами прилетели в Киев уже восемь вечера. Два часа ушло на встречу с почетной дамой В. Нуланд. Это была чекистская инструкция, что и как надо делать, но вести запись речи Нуланд категорически воспрещалось. Министра иностранных дел Польши Сикорского подвел зевок. Он тут же решил себя наказать, пытался укусить себя за локоть. Не выходило. И попросить кого-то тоже не получалось, он не знал ни одного языка, кроме польского и немного русского.

Француз подошел и дал ему в солнечное сплетение.

— Бардзо дзянкуе, — произнес поляк и окончательно проснулся.

У двух министров иностранных дел Франции и Германии были свои переводчики, а у Сикорского ничего не было, кроме энтузиазма. Когда Нуланд спросила:

— Пан Сикорский, как у вас с английским?

Пан Сикорский встал и намеревался выти, он понял, что его удаляют.

— Садитесь, садитесь. Вы понимаете о чем я говорю?

— Окей, зер гут и пошла ты на задница, — ответил посол сразу на трех языках.

— Тогда садитесь и слушайте. Как вы знает, мы вложили, мы, то есть Америка, крупную сумму в Украинскую революцию и видим, что повстанцам жизнь на майдане нравится. Украина голодная, работы нет, а на Майдане платят от двадцати до пятидесяти долларов в день. Казна у такой великой и богатой страны, как Америка, тоже не бездонна. Нам нужно кончать с революцией в Киеве, а это значит, надо убрать Януковича, лишить его поста президента и водрузить на престол Кролика или Кролика, как его называют в народе. Для этого завтра или после завтра с десяти утра вы три министра других государств и три руководители оппозиционных партий — Кролик, Кличко, Тянивяму вместе президентом должны добиться и подписать соглашение о перемирии. Президент соглашается на досрочные выборы, на возврат к старой конституции, когда у него будет мало полномочий и все полномочия перейдут к верховной Раде, а значит, вся власть будет сосредоточена в руках Кролик, простите, премьера. Это с одной стороны. С другой стороны. Оппозиция в лице Кролика (Яцека) Кличко и Тянивяму обязуются разоружить своих последователей и зачистить Майдан. Есть ли вопросы?

Кролик поднял обе руки.

— А если мы подпишем и не выполним свои обязательства?

— Это дело вашей совести, — сказала Нуланд и моргнула Яцеку.

— У революции нет совести.

— В какой-то степени так думает и Бардак Омама.

— Тогда мы подписываем, — сказал Тянивяму.

— Это как-то нехорошо, — произнес Кличко на немецком. — Я хотел бы узнать мнение Штанмайера по этому вопросу. Штанмпайер ответил уклончиво и неохотно.

— Я думайт и поступайт так, как думает мой босс Ангела Муркель.

— А как она думает, хотелось бы знать.

— Как думайт Бардак Омама.

— Как думает посол Франции?

— Как думает президент, — сказал посол.

— А как думает президент Франции?

— Как Бардак…

— Странно, — произнес Кличко. — Мне кажется, я на партийном собрании в Москве.

— О, Москофь. Москофь чики, чик, — произнес посол Франции.

— Благодарю вас, господа, — торжественно произнесла Нуланд. — Я доложу президенту США, что две великие страны вместе с нами и против Москвы.

Оскорбленный таким поведением Нуланд, она ни разу не вспомнила Польшу, Сикорский встал, топнул ногой и громко произнес:

— Варшава на Москва — нет. Варшава Москва — пиф, паф. Прошен занести мои слова в протокол. Хайль! Хайль!

— Ладно, Сикорский. США не может забыть твоей преданности. До того, как ты стал послом, квартал, в котором я живу всегда был чист. Ты работал дворником и очень старался. Сколько ты зарабатывал, ну-ка вспомни.

— Восемнадцать тысяч в году.

— А сейчас в качестве посла, сколько тебе Туск платит.

— Один тысяч доллар в месяц.

— Вот видишь, Сикорский! А, может, вернешься в Америку. Лучший участок — твой, я об этом позабочусь.

— Ми можем думать.

— Думай, но только головой, потому что поляки всегда думают задницей. А тепьер, господа у нас меняется график работы. Послы Польши, Франции и Германии отправятся в нашу гостинице, Пейетт вас всех троих ждет. Хорошо отоспитесь. Завтра в десять утра расширенное заседание комиссии по урегулированию конфликта в Киеве.

— А куда нам- спросил Кролик, сверкая красными глазами.

— Вы — сидеть, — приказала Нуланд и нажала на потайную кнопку в телефоне.