Я подняла руку — она показалась мне пудовой — и запустила пальцы в белый шерстяной «воротник» лигра. Космос посмотрел на меня подбадривающе и голову приподнял, намекая: «Да, детка, еще». Лаская его, я вспоминала тот завал в переходе на Тои, и то, как спорила с Тенком о спасении Космоса. Не спаси я тогда лигренка, он бы не помог мне сейчас. Не заморачивайся я с эмпатией и тхайнами, они бы не смогли передать мне энергию. Не приручи я их — и не захотели бы помочь, не стали защищать. Не будь Нигай так самоуверен, не ошибся бы со мной…
В который раз убеждаюсь, что каждый наш поступок имеет свои последствия, хорошие или плохие. Существует все-таки карма при жизни.
— Спасибо, красивый, — шепнула я Космосу. Он прищурился довольно, словно понял, что его не только поблагодарили, но и комплимент сказали.
— Котику ты спасибо сказала, надо бы и хозяина поблагодарить. Тоже красивого, кстати, — напомнил Гетен. — Это ведь он сюда комиссию раньше срока направил, и орионцев-военных пригнал. Сказал, срочное дело, надо прибыть как можно скорее. Как знал, что случится что-то такое. Он сейчас в джунглях чего-то решает с инсектоидами, но я могу его вызвать по ТПТ. Надо?
— Нет, — ответила я, и закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен. Лирианец спорить не стал. Подойдя ко мне, он опустил ладонь на мой лоб и ввел в целительный сон.
Глава 26
Несколько дней я только и делала,
что спала, и сон мой прерывали только пару раз, чтобы ввести поддерживающие сыворотки и провести еще кое-какие процедуры. Естественно, никого ко мне не пускали, только Космосу дозволялось дежурить у моей койки, да разок в полудреме я увидела Гетена. Когда время бодрствования сравнялось со временем сна, и я несколько окрепла, проведать меня пришел врач. Проведя кое-какие простые тесты, он уселся у моей койки и с самым мрачным видом принялся растолковывать, каким долгим будет мой путь к окончательному выздоровлению.Меня убили, заблокировав потоки энергии. То, что я вернулась к жизни, не значит, что опасности больше нет. Потоки энергии восстанавливаются долго, а мои были сильно деформированы, так что всю оставшуюся жизнь мне придется беречь себя от волнений и стрессов, чтобы снизить вероятность синдрома внезапной смерти, и каждые полгода наведываться в специализированные клиники, чтобы следить за циркуляцией энергий в теле.
После такой «обнадеживающей» речи впору в депрессию впасть. Когда врач ушел, я задумалась о статистике смертности от деформации потоков. Старшие расы живут долго, особенно лирианцы — могут до тысячи лет дожить и вдвое дольше, если «питаться» от эо-ши. Но мало кто доживает до этих лет: всему виной коварный синдром внезапной смерти. Мы, старшие, можем пережить повреждения, которые убили бы младших сразу, мгновенно, у нас великолепные регенерация и иммунитет, мы практически не стареем. Но наше слабое место — энергии. Чуть что в них не так, и бац: внезапная смерть. Сильные психокинетики чаще остальных вот так умирают. Так что у младших рас есть свои плюсы: пусть и живут от силы лет триста, болеют и стареют, но хотя бы время и причины их смерти относительно предсказуемы.
Витая в этих невеселых мыслях, я задремала.
…Разбудило меня чувство, что кто-то есть в палате. Я открыла глаза, ожидая увидеть Космоса, врача, медсестру или Гетена — остальных вряд ли бы пустили, но у койки сидел… Риган. Хотя он все так же выглядел как бледный, худой брюнет с темными глазами, я узнала его сразу, не спутала ни с кем. Мужчина смотрел в стену, поэтому не заметил моего пробуждения. Он был не единственным моим гостем: в палате на полу развалился Космос, который во сне тихонько сопел.
Видеть Ригана, тем более разговаривать с ним я не хотела. Можно было бы притвориться спящей, но я итак терпела слишком долго, хотя бы с тем же Нигаем. Отныне буду нетерпеливая! Так что, приподнявшись, я высокомерно-строго спросила:
— Какого цвина?
Риган вздрогнул и повернулся ко мне. Выглядел он усталым. Под чужеродно карими глазами залегли тени, четче обозначилась тонкая лепка лица. Похудевшего, его действительно можно спутать с центаврианином. Я заметила на его скуле ссадину, припорошенную снежком асептического порошка. Видимо, в джунглях царапнуло.
— Кто тебя пустил? — все тем же строго-злым голосом спросила я.
— А кто бы остановил? — усмехнулся он, но без былой самоуверенности. Глядя на него, я не видела больше того самодовольного наемника, которому так шло прозвище «Драный кот». Я видела того же отстраненного незнакомого человека, который подошел ко мне на приеме у Креса.
— Уходи. Мне нужен покой.
— Кэя…
— Мне нужен покой! — отчеканила я. — Уходи, сказала!
На усталом лице его проступило упрямое твердое выражение.
— Нет, — сказал он, тоже твердо и упрямо. — Не уйду.