Котенок. Книга 2

Мама отпустила нас, когда по телевизору начался художественный фильм «Собственное мнение». Хотя и предложила нам посидеть у телеэкрана «по-семейному», пощёлкать семечки. Но я напомнил ей, что нам с Алиной завтра в школу. Указал на окно, за которым уже стемнело (отметил, что в Рудогорске уже начались «длинные ночи» — это когда тёмное время суток длилось почти вдвое дольше, чем светлое). На прощанье мама вручила Волковой свёрток с остатками бисквита. «Для бабушки», — пояснила она. Я по-джентельменски подал Алине пальто. Мысленно порадовался, что смотрины завершились. Вышли из подъезда — я с удовольствием вдохнул морозный воздух. Волкова заявила, что моя мама — «замечательная женщина». И что я зря её, Волкову, запугивал.

— Ваня, почему ты не говорил, что пишешь книгу? — спросила Алина. — О чём она?

— О людях, — ответил я. — И о трудностях, с которыми они столкнулись.

Улыбнулся, услышав хруст снега под ногами.

— Дашь мне её почитать? — спросила Алина.

— Разумеется, Волкова. Но не раньше, чем допишу.

— И… когда это случится?

Пожал плечами.

— Весной следующего года, — ответил я. — Сомневаюсь, что справлюсь с работой быстрее.

— Мама говорила, что в издательства нужно отправлять только отпечатанные на машинке рукописи, — сказала Волкова.

Она стряхнула с моего плеча снежинки.

— Как только найду печатную машинку, так сразу и перепечатаю.

Алина заглянула мне в лицо.

— У меня дома есть машинка, — сказала она. — В Рудогорске мы ею ещё ни разу не пользовались. Сейчас она пылится в шкафу. Бабушка на ней печатала… раньше.

Волкова вздохнула.

— Я могла бы распечатать твою книгу. Но не быстро, конечно.

— Нужно десять экземпляров, с двумя копиями к каждому, — сказал я.

— Зачем так много?! — удивилась Алина.

Мне почудилось, что у неё увеличились зрачки.

— В сумме получится тридцать экземпляров, — сказал я. — Этого будет достаточно: для начала.

Волкова потёрла варежкой нос.

— Мама говорила, что в редакциях не любят читать распечатанные под копирку страницы, — сказала она.

Я пожал плечами.

— Мне всё равно, что им нравится. На мои цели их симпатия не повлияет.

Алина кивнула.

— Хорошо, — сказала она.

И повторила:

— Только я медленно печатаю.

— Не страшно. Когда приступишь?

— Хоть завтра, — ответила Волкова.

— Замечательно, — сказал я. — Завтра принесу в школу первую тетрадь.

* * *

Проводил Алину до подъезда.

Вернулся домой — мама встретила меня в прихожей.

— Врали те газеты, — заявила она. — Не похожа Алина на мошенницу.

Я хмыкнул.

Спросил:

— Почему ты так решила?

Мама прижала ладонь к груди.

— Сердцем чувствую, — сказала она.

Вздохнула.

— Хорошие у неё стихи. И песню она хорошую сочинила. Рада, что мы тогда не написали это глупое письмо. Представляю, какие у неё были проблемы в школе после тех статеек. Руки бы этим журналистам оторвала!

Я повесил на крючок куртку.

— Как узнала её?

— Ты меня дурочкой-то не считай, — сказала мама. — С логикой у меня пока всё в порядке. Помню, как ты расспрашивал о девочке-поэтессе. И этот известный на всю страну шрам…

Она прикоснулась к своей правой брови.

— О родителях она не солгала. Да и эта её песня всю душу из меня вынула.

Мама вздохнула.

— Неужто девочка так сильно испугалась, что ты уедешь?

Я снял обувь, сказал:

— Причём здесь я? Это просто песня.

Мама покачала головой.

— Просто, да не просто, — сказала она. — Но я рада, что Алина тебя так сильно любит.

Я усмехнулся.

— А это ты как определила?

Мама снова прикоснулась к груди.

— Сердце подсказало, — ответила она.

* * *

В понедельник на классном часу Снежка напомнила: все, кто на осенних каникулах поедет на экскурсию в Москву, должны завтра сдать деньги.

Волкова у меня спросила:

— Поедешь?

Я усмехнулся.

— Что я там не видел? Был я на Красной площади. И по ВДНХ тоже гулял. Снежка говорила: они в Мавзолей пойдут на Ленина смотреть. Такая экскурсия не для меня.

— Ты не хочешь увидеть Ленина? — сказала Волкова.

Она взглянула на меня: серьёзно, насторожено.

— Очень хочу, — ответил я. — Но по телевизору. Сама-то ты тоже в Москву не стремишься.

Поправил свой комсомольский значок.

— Я ходила в Мавзолей, — ответила Алина. — Четыре раза. С классом.

— Понравилось?

Волкова кивнула.

— Очень.

Мне почудилось, что она ответила честно.

— Вот если бы мы знали адрес известного литературного критика Леонида Феликсовича Лившица!.. — сказал я. — Ему бы я в глазёнки заглянул. С превеликим удовольствием. Если он, конечно, ещё не в мавзолее.

Алина пожала плечами.

— Я знаю, где он живёт, — сказала она.

Вздохнула.

— Серьёзно?! — спросил я.

Волкова кивнула.

— Думала, что встречусь с ним, — сказала она, — попрошу, чтобы он не говорил гадости о маме.

— Встретилась?

Алина покачала головой.

— Бабушка не разрешила.

— Твоя бабушка молодец, — заверил я. — Правильно, что не пустила тебя к нему. Такие лившицы с удовольствием беседуют с маленькими девочками, если те приходят в одиночку. И травмируют им психику.

Поправил очки.

Заявил:

— Вот только я не маленькая девочка. Сам кого угодно травмирую. И не только морально.

Задумался.

— Хм… такой Мавзолей мне нравится.

Посмотрел на Алину.