Котёл

— Никогда! Вы — поляк- Странно, что поляки служат бандеровцам. Сколько польских граждан вы уничтожили после войны. И теперь поляки с вами или вы с ними.

— О, матка Боза, я украинец, чистый украинец, а Лемберг вовсе не польский, а украинский город. Пан Болотянский, подпишите эту бумагу. Подпишите и вы на свободе, я обещаю вам. Жена, дети, ресторан, гербата все вам будет доступно.

— Что такое герабата- как это перевести-

Йозеф порылся в словаре и произнес:

— Чай.

— Я пью кофе. А гербата пейте сами.

— Езус Мария! твоя будет подписывать или нет-

— Нет, не будет.

Следователь Йозеф Кончиковский хоть и служил бандеровцам, но в душе не испытывал той ненависти к русским, которую внушали ему учителя типа Ирины Фарион. Он слушал рассказы деда о своем пребывании в сталинских концлагерях, о том что не все русские были звери, как того требовали их начальники, что следи следователей и охраны были добрые, сочувствующие люди. Они относились к полякам с сочувствием и уважением. Он понимал, что хунта затеяла несправедливую войну с собственным народом на юго-востоке.

— Пан Болотянский, если надумаете, постучите в окошко своей камеры, попроситесь ко мне, а пока вы свободны, — сказал Йозф, нажимая на кнопку вызова. Вошли два дюжих бандеровца и отвели Болотова в камеру. Болотов просидел еще две недели, пока однажды в сумерках его не вывели из камеры, не посадили в микроавтобус и не увезли куда-то. Ехали долго, без мешка на голове. На рассвете он увидел знакомые пейзажи и понял: его обменивают. Так оно и получилось на одном из блокпостов. Народный губернатор вернулся в Луганск и приступил к исполнению своих обязанностей. Вскоре приехала и жена с детишками. Сам факт обмена, показанный много раз по телевидению, говорил о том, что народная армия республики имеет определенную силу и с ней приходится считаться киевской хунте.

Руководство республики доказало свою состоятельность, свою моральную состоятельность. Арестованный хунтой Болотов не был забыт, он был освобожден из плена и приступил к своим обязанностям.

Ему не удалось увидеть съемки по телевидению, показанные еще тогда, когда он находился в сизо, когда его супруга выступала в поддержку мужа.

— Сейчас нам легче будет, — сказала супруга. — Революция значительно окрепла. Принят закон об образовании независимой республике и бандеровцам труднее выставлять свои претензии по поводу так называемого сепаратизма.

26

Когда государство на грани банкротства, оно прибегает к последнему опасному шагу, это его последнее дыхание — запускает печатный станок, т. е. печатает лишние деньги, которые очень быстро превращаются в пустые бумажки.

— Разрешаю, — сказал Кролик. — Семьдесят миллиардов гривен напечатайте, а семь принесешь мне. Я обменяю их на доллары и рассчитаюсь с одним немцем. Мне скоро предстоит поездка в Берлин.

— Есть! хотя я и сам могу поменять и принести зеленые бумажки сразу, чтоб тебе не беспокоиться, — сказал председатель Центробанка Безголовый. — Пять миллиардов гривен я обменяю для себя. Дачу не достроил в районе Одессы. Хорошо, что в Крыму не стал строиться, а то профукал бы денежки.

— А у меня в Крыму трехэтажный. На последнем этаже полы надо было поставить. Эх, ма!

— Тогда возьми десять мульярдов из казны. Разбогатеешь когда — возвернешь. Что мы, зря на Майдане с тобой стояли- Муйдан это такое дело…чижолое дело. Жизнью поплатиться можно. Вон мой сверстник из Черновцов погиб. А ить имел хорошее поместье и бизнес у его процветал. Бросил все и приехал в Киев нас защищать, да погиб здесь.

Кролик поежился, высморкался в белый платочек и бросил его в урну, потом стукнул себя несколько раз пальцем по лысине и произнес:

— Пусть будет. Тебе десятка и мне десятка, но с возвратом. У меня тут проект один прибыльный намечается. Уже через месяц я смогу вернуть всю сумму с процентами. А ты…ты управляющий банка, а в банке миллионы крутятся. Подбей там, чтоб все по нулям, мало ли как может сложиться обстановка. Чтоб при проверке, в случает чего, дебит с кредитом сходился. Сумму я жду завтра к вечеру. В Германию еду к Ангеле Мерхель. Влюблена она в меня, должно быть.

Как только главный банкир страны ушел, Кролик приказал паковать чемоданы. Паковать, правда было особенно нечего. Килограмм золота в подарок Ангеле, два серебряных сервиза нужным людям и одна выделана заячья шкурка.

Правительственный самолет был готов к восьми вечера, он тут же поднялся в воздух и как показалось премьеру уже через двадцать минут был в Берлине, где его встречал посол Сосиська на посольской машине. Посол крепко обслюнявил премьера, но все косился на массивный чемодан. Что премьер в этот раз утащил из Киева, чтобы подарить этой вздорной бабушке Меркель. Посол тут же моргнул Наливай Разивайченко, тот понял, что это значит и когда те отправились на ужин, тщательно осмотрел чемодан премьера. Все вещи были тщательно разложены на диване, засняты точной аппаратурой, уложены на место и также перевязаны шелковым шнурком.

Кролик пожелал посетить баньку, сказав послу, что ни разу в жизни не имел контакта с немками и не знает, какие они в постели.