Котов

— Ленька, — обращаясь к Ухову, сказал Карась, — что делать будешь, когда выйдешь из больницы? Окурки по тротуарам собирать, что ли? Бутылки пустые подбирать?

— Я блатным буду!

— Не смеши, петух, какой из тебя блатной? С твоим-то прошлым! Это здесь на твой зад претенденты имеются, а на воле баб полно, так что ты там на фиг не будешь нужен.

— У меня среди знакомых авторитеты имеются, они за меня слово замолвят.

— Ухо, не трепись, твоему базару грош цена, — резюмировал Карась, — мало тебе попадало за твою тупость!

На ужине троица сидела вместе. Сидели за отдельным столом, который весь был заставлен деликатесами, которые были привезены Печеню и Котову. Понятное дело, Карася никто не навестил. К столу попытался пристроиться Фикса, но Илья грозно прикрикнул на попрошайку, и Олег, поняв, что может получить в глаз за свою назойливость, ушел несолоно хлебавши. Когда приятели ели полукопченую колбасу, они услышали из-под стола голос:

— Мужики, шкурки от колбасы не выбрасывайте, я их доем!

— Кто там? — страшно рассердился Карась, — кому в ухо давно не доставалось?

— Это я, — выбираясь из-под столешницы, ответил Сухоплюев.

— Чего тебе, Плевок, надо?

— Да я уже сказал, вот шкурки бы мне, да и селедка тут у вас лежит, вы, когда ее съедите, косточки и голову мне оставьте! А я вам зубок чеснока.

— На кой нам твой вонючий чеснок? — смягчившись, спросил Илья.

— А он от всего помогает, от простуды и от авитаминоза.

— Вот и ешь сам. Ишь какие еще слова знает! Авитаминоз!

— Так вы мне доесть за вами оставите?

— Ладно, — ответил за всех Карась. — Радуйся, сегодня праздник, все, что на столе останется, твое!

Сухоплюеву досталось гораздо больше, чем он ожидал. Полупустая банка с майонезом, которую Плевок облизал до блеска и спрятал в карман, обломки печенья, рыбьи кости, шкурка от колбасы и, к вящему восторгу сидельца, два пельменя, которые почему-то не доели ужинавшие.

После приема пищи все отделение стало смотреть телевизор, который для большей безопасности был заключен в металлический короб под потолком таким образом, что переключать каналы можно было только высокому человеку, вставшему на табурет. Впрочем, скакать по каналам в те времена смысла не было, поскольку транслировались только две станции. То, что нужно посмотреть, выбирали заранее, подчеркивая в газетной программе нужную передачу.

Сейчас по ящику показывали передачу “Новый год встречает вся страна”. Заученные тексты, озвучиваемые передовиками производства, перемежались с панорамными видами строек пятилетки; более всего поразил смотревших сюжет о какой-то сибирской электростанции, со стометровой высоты которой падал огромный поток воды.

— Прямо Ниагарский водопад, — вставил Кирпич. Тему поддержали другие больные.

— Эх, хорошо бы в Штаты съездить! — сказал Копыто.

— А что тебе там делать? — спросил Славик.

— Подлечиться, денег подзаработать!

— Кому ты там нужен?

— А я бы дворником устроился, подметать-то я умею!

— Так там, наверное, все машинами делается, у них же цивилизация!

— Ну, газоны бы подстригать стал, собак чужих выгуливать нанялся.

— Это у нас в СССР безработицы нет, а в Штатах найти работу трудно.

— Все лучше, чем у нас по талонам раз в месяц колбасу покупать да курево из-под полы доставать!

— А я вот смотрел фильм ихний, “Полет над гнездом кукушки”, так представьте, они там, в дурдоме, “Мальборо” курят, а во дворе психбольницы площадка есть, психи на ней в баскетбол играют, и еще у них свой бассейн есть!

— Эх, посидеть бы в такой “дурке”!

— Это что еще за политические разговорчики, ушлепки! — полупьяным голосом пресек мечтания психов санитар Вова. — За такие беседы надо бы вас в наблюдательную запереть, чтобы заткнули свои пердильники. Да и что вы на СССР набросились? Страна вас кормит, поит, лечит, а от вас только говно!

— Да мы ничего, Вова, так только помечтали, нам другой страны, кроме СССР, не надо.

— То-то вот, а то залетите сюда по политической статье, как Гошка Пентагон.

— Это кто такой? — поинтересовался Андрей.

— Да в пятой палате лежит, — ответил Карась. — Его в дурку посадили за то, что он листовки антисоветские расклеивал. Уже восемь лет по больницам. Его и психом-то назвать сложно, рассуждает все по уму, всегда чистится, моется, бреется, аккуратно одет, только замкнутый, ни с кем не общается. Ему что-нибудь скажешь, захочешь, к примеру, с ним поговорить, а он только “да” или “нет” в ответ. Ему и таблеток дают всего ничего, полмиллиграмма трифтазина да на ночь таблетку релашки. Других бы на его месте давно выписали, а этого — нет, вот что значит с властью бороться.