Котовский

Практически Михаила Васильевича обрекли на смерть скрытые патологии, проявившиеся в ходе операции, которые выявить ранее не представлялось возможным. Тут и неудачная операция по удалению аппендицита в 1916 году, и больное сердце, и увеличенный зоб. Объективно говоря, операция Фрунзе требовалась, так как уплотнения, возникшие в результате язвы, можно было ликвидировать хирургическим путем. Роковым же стал застарелый локальный перитонит, вызвавший после операции острое гнойное воспаление брюшины, что создало повышенную нагрузку на сердце и привело к его остановке. Ни перитонит, ни врожденное сужение сердечных артерий и аорты заранее обнаружить медицина того времени не могла. Спасти Фрунзе могли бы только антибиотики, но их тогда не существовало. Если бы операции не было, то Фрунзе, вероятно, прожил бы еще несколько лет, постоянно страдая от желудочных болей и обладая очень ограниченной работоспособностью. Очевидно, ему пришлось бы выйти в отставку и вести размеренную жизнь пенсионера. Но о такой судьбе Фрунзе даже не помышлял, потому и настаивал на скорейшей операции, не подозревая, что она будет смертельной. А ее трагический исход заранее прогнозировать не могли ни Сталин, ни врачи, проводившие консилиум.

Интересно, что вокруг Котовского одновременно творились две легенды, причем эти процессы особенно активизировались после его смерти. Советское руководство создавало миф о народном мстителе, после революции превратившемся в сознательного большевика, героически и умело боровшегося за советскую власть. В этой легенде, правда, не находилось места для гибели героического разбойника-комкора. Его смерть списывали либо на происки абстрактных врагов, либо на нелепую случайность, и вообще об убийстве Котовского творцы советской легенды предпочитали говорить как можно меньше. С другой стороны, в среде белой эмиграции, а также внутренней эмиграции было распространено мнение о Котовском как о некоем народном самородке, который, несмотря на всё тлетворное влияние большевизма и Третьего интернационала, хорошо чувствует народную стихию и сохраняет «здоровое национальное чувство». «Бывшие» думали и надеялись, что такие большевики, как Фрунзе и Котовский (потом в этом списке стал фигурировать и Тухачевский), могут «переродиться» и свергнут наследников Ленина, вернув Россию на путь здорового национального развития. О том, насколько такие надежды могли быть справедливы в отношении Фрунзе, мы уже говорили. Что же касается Котовского, то совершенно непонятно, почему человек, родившийся в Бессарабии, а в Гражданскую воевавший главным образом на Южной Украине, говорящий одинаково хорошо на русском, украинском и румынском и соединивший в своей бригаде людей четырнадцати национальностей, должен был разделять идеи русского национализма. И почему он должен стараться реставрировать если не дореволюционную Россию, то Россию, очень на нее похожую, если он с 1905 года боролся против богатых и против царизма.

И Брусилов, и его супруга стремились оправдаться перед эмиграцией, почему заслуженный боевой генерал остался в России и не боролся против большевиков, а в определенной степени с ними сотрудничал. Два основных тезиса, которые они выдвигали в свою защиту, сводились к следующему. Старая власть основательно прогнила, ее разъедали коррупция, казнокрадство и некомпетентность, и все эти пороки не могли не проявиться и в эмиграции, и в белых армиях. Брусилов оставался монархистом, но считал, что монархия должна быть обновлена и по возможности избавлена от этих пороков. Котовский, хотя и не говорил с супругами Брусиловыми на эту тему, наверняка разделял их взгляды на дореволюционное состояние страны, поскольку не понаслышке знал о продажности чиновников и полиции. К тому же он непосредственно имел дело с генералом Ухач-Огоровичем — одним из чемпионов в дореволюционной России по части казнокрадства. Сам же Котовский, как думали супруги Брусиловы, был бессребреником. И они были недалеки от истины. Своими разбоями Котовский состояния себе не нажил, хотя при желании мог бы это сделать, а затем, например, по подложному паспорту податься в Румынию, благо румынский язык он знал. Как уже говорилось, ходили легенды о кладах Котовского. Но даже если такие клады и были, после революции они все были использованы Котовским для развития хозяйства корпуса и коммуны. Своей любимой жене и детям он не оставил практически ничего. Когда Ольга Петровна переезжала из Умани в Киев, даже мебель для обустройства на новом месте ей покупали за счет корпуса. Для Котовского главными были власть над душами людей, возможность эффектно блистать своим умением и щедростью.