В помещении, куда втолкнули Жанну, была она одна. Куда же девали остальных? И вдруг она услышала громкий голос Елина… Значит, схватили и его?!
Допрос вел полковник-француз, начальник контрразведки, пожилой и изящный. Тут же присутствовали и белогвардейцы. В роли переводчицы выступала субтильная блондинка. Жак Елин узнал в ней супругу консула Энно: однажды ему показали ее, когда она совершала прогулку.
Но теперь он ближе познакомился с этой особой. Убедившись, что Елин ничего не выболтает и никого не назовет, эта дама, взбешенная его упорством, ударила его рукояткой револьвера по голове, что совсем не входило в обязанности «переводчицы». Обливаясь кровью, Жак Елин упал.
Избивали и остальных. Одному выбили глаз, свалили, пинали в живот, затем перешли на более изощренные истязания и пытки. Палачи добивались сведений, где находится подпольная типография, где и когда встречаются подпольщики-большевики. В награду обещали выезд за границу, деньги. Но ни одной визы не потребовалось. Это и бесило и в то же время приводило в изумление палачей.
Из соседних комнат доносились нечеловеческие крики: там «допрашивали» женщин.
Мадам Энно с горящими глазами, с каким-то упоением смотрела на истязания. Она была как пьяная и бормотала:
— Еще! Вот это удар! Подумаешь, нежности — уже и глаза закатывает! Подбодрите ее, Мишле! Да не так… вот как надо!
Допоздна трудились изящный французский полковник, белокурая дама, похожая на мадонну, и все остальные заплечных дел мастера.
От Жанны вообще не услышали ни слова. Изящный французский полковник утомился, и Жанна была поручена полковнику Иваницкому, прибывшему по приглашению «Дезьем-бюро».
— Фамилия? — строго спросил Иваницкий, показывая, что он отнюдь не намерен шутить.
Жанна молчала.
— Фамилия, я тебя спрашиваю! — и тут из уст полковника посыпались отборнейшие ругательства.
Жанна ответила по-французски:
— Я француженка. Вызовите переводчика.
— А черт! Ты превосходно говорила по-русски, когда тебе надо было!
Через переводчика Жанна заявила, что она — французская подданная и требует вызова французского консула. Жанна хотела выиграть время и как-нибудь дать знать о себе французским матросам.
Но Иваницкий был хорошо осведомлен о деятельности Жанны и о ее популярности. Он приказал переводчику удалиться. Он вызвал свидетелей, которые подтвердили, что слышали, как Жанна говорила по-русски.
— Так ты будешь разговаривать? — с ненавистью глядя на гордую революционерку, прохрипел полковник. — Погоди, я сам буду твоим переводчиком, и мы чудесно поймем друг друга!
С этими словами он поднялся и подошел вплотную к Жанне. Так они стояли и смотрели пристально в глаза друг другу. Французский полковник спокойно наблюдал, чем все это кончится и на что решится его коллега.
У Иваницкого не было достаточного навыка в избиении женщин. И он пришел в бешенство именно от своей нерешительности. Он размахнулся и ударил Жанну кулаком в висок.
Жанна упала, потеряв сознание.
«Кажется, я перестарался. Не хватает еще, чтобы я ее ухлопал с одного удара. Ведь я известен гуманными методами работы!..»
Иваницкий, морщась, смотрел, как охранники возились, приводя в чувство арестованную.
Наконец Жанна открыла глаза.
— Встать! — заревел Иваницкий. — Впрочем, не обязательно. Мы приступим к другим методам.
Но Жанна уже поднялась, и полковник еле успел отстраниться, потому что она бросилась на него с явным намерением отхлестать его по физиономии.
Ее схватили. И тут началась отвратительная расправа, когда несколько здоровенных мужчин истязали маленькую Жанну, приговаривая:
— Будешь драться?.. Будешь говорить?.. Будешь?!
…Перед рассветом арестованных вывели во двор, разместили на двух грузовиках, сюда же взобрались конвоиры, кроме того, четыре французских офицера с майором Андре Бенуа во главе и несколько головорезов из отряда Гришина-Алмазова под личным водительством Бекир-Бек-Масловского.
Машины мчались по спящему городу.
«Куда везут?» — сверлила мысль каждого из арестованных.
Выехали за город. Эта дорога вела к тюрьме, а расстреливали обычно на Стрельбищном поле или в Александровском парке. Если в тюрьму, то еще есть надежда на спасение, могут выручить товарищи.
Но вот возле кладбища машины замедлили ход, и все поняли, что гибель неминуема.
«Умирают только один раз, — вспомнила Жанна свои же слова. — Кажется, этот один раз наступает!»
Силач и здоровяк Стойко Ратков решил попытать счастья: ударил со всего размаха конвоира, стоявшего позади, оттолкнул его и прыгнул через борт автомобиля. Вслед ему стреляли, но разыскивать не решились: в темноте можно растерять и остальных.
Ратков ползком передвигался по каким-то рытвинам и кочкам. Был непроглядный мрак. Черное небо. Черная земля.
Со стороны кладбища послышались выстрелы, предсмертные крики.
«Кончают!..» — с горечью и отчаянием подумал Ратков.
На рассвете он добрался до одной из конспиративных квартир. Слушали его рассказ молча, потрясенные и гневные.