Очень нравился Котовскому Иван Никитич Макаренко — полный сил, полный энергии молодой командир. Волосы у него вьются, а глаза светлые-светлые. В войну четырнадцатого года Макаренко попал в плен и долго находился в Германии. На родине Макаренко оставил жену и двух детей. Вернулся, но о них ни слуху ни духу — очевидно, погибли. Об этом Макаренко не любил говорить.
Приветствовал Котовский и неразлучную пару — кавалериста Сергея Кораблева и его постоянную спутницу Серафиму. Кто только не любовался этим чернобровым молодцом, который мчался на коне, соперничая с ветром! В бою дьявол, нагоняющий страх на врага, в другое время — ягненок. Тихий, скромный, Кораблев слегка стеснялся перед бойцами своей нежности и напускал на себя грубоватость, а в глазах между тем сияла ласка.
Они всегда вдвоем. Жена Сергея — тоже кавалеристка, и еще вопрос, кто из них более лихо скачет на коне, кто из них смелее врезается в гущу битвы.
Серафима красива. Не лишает ее красоты ни грубая фронтовая жизнь, ни военная форма. Серафима глаз не спускает с мужа. Он ее слушается, такой как будто своевольный, но слушается беспрекословно. Впрочем, все ее приказы только о нем: чтобы берегся, чтобы коня хорошо содержал.
Глядя на эту, окрыленную любовью, казачку, каждый невольно задумывался о женской участи, о женской привязанности. Никогда никто в бригаде не позволил даже какого-нибудь намека в отношении Симы. И уж, конечно, никому и в голову не приходило тронуть ее. Не потому, что у Кораблева рука тяжелая. Уважали очень, уважали безграничность любви и бесстрашие в ней.
Время такое разлучное, что всем в разлуке жить. Не захотела Серафима в хате сидеть да выглядывать в оконце, не едет ли на побывку муженек. Не захотела одна-одинешенька маяться ночами от неутоленной любви и от дум неотвязных: где-то он, сердечный, жив ли? Не сразила ли его вот в этот как раз час вражья пуля? Не лежит ли он, истекая кровью, под ракитовым кустом? Не падает ли от удара кривой сабли с коня боевого?
И она решительно заявила мужу, что как он хочет, но она не согласна разлучаться, где он — там и она.
— Сумели мы, бабы, когда вы воевать ушли, сами вспахать, взборонить, сами хлеб убрать, сами сено скосить, сами детей вырастить, сами горе горевать? Сумели мы все стерпеть: и голод, и холод, и обиды? Мы все можем! Ты воюешь — и я буду воевать!
И с той поры они неразлучны. Сергей Кораблев скачет на своем коне в атаку — и Серафима разит врага, а сама зорко следит, не попал бы муж в беду — сразу придет на выручку. Так они вместе, рядом, рука об руку, мчатся в бой — Сергей Кораблев, с развевающимся по ветру чубом, и несущая знамя всепобеждающей любви отважная женщина, прекрасная в своей непосредственности, во всех порывах — Серафима Кораблева.
С большим уважением отзывался Котовский о казачке Серафиме и часто справлялся о ней.
— В случае чего, обращайся ко мне, Сима, я живо отрегулирую, говорил он, любуясь ее удальством.
Комиссар Христофоров — худощавый, невысокого роста, с умными внимательными глазами и располагающей к нему улыбкой, бывший учитель, а в дальнейшем политработник — сразу пришелся в бригаде, как говорится, ко двору. Кем бы он ни был, что бы ни делал, он прежде всего хотел принести пользу, служить народу. Следовательно, нужно было помочь людям разобраться в происходящих событиях, разъяснить, кто враг, кто друг, на фактах показать, чего добиваются интервенты, белогвардейцы, вся свора, обрушившаяся на молодую Советскую республику, и за что борются большевики. Но разъяснять, убеждать — это одна сторона дела. Надо еще и самому браться за оружие в такой опасный момент. У Христофорова слова не расходились с делом. Вот почему он и оказался у Котовского.
Познакомившись с Ольгой Петровной, Христофоров рассказал ей:
— А ведь мне говорили, когда я переходил в кавбригаду, что Котовский лихой рубака, батька-партизан, очень самовольный, чуть ли не самодур. Меня это, признаться, напугало, и с таким предвзятым чувством я и встретился с Григорием Ивановичем… — Христофоров улыбнулся. — С первого же момента я увидел, что характеристика дана неправильная. И чем больше приглядываюсь я к нашему комбригу, тем сильнее привязываюсь к нему. Его надо беречь, Ольга Петровна! Он о себе не думает, беспечно относится к своей судьбе, постоянно рискует… А я смотрю на него и все мечтаю: вот кончится война, и будем мы вместе с ним работать… и такую красоту заведем на любом участке, куда бы нас ни направили!..
Ольга Петровна полностью разделяла мнение Христофорова, а также все его тревоги, все его опасения.
Котовский смущенно признался ей:
— Товарищи спрашивали… Я сказал, что вы моя жена.
— Жена? Почему же вы так сказали? — спросила Ольга Петровна в некотором замешательстве.
— Видите ли… вы не сердитесь, это для вашей же пользы. Вам легче будет работать, совсем другое отношение будет и у нас в штабе и в дивизии…
Но кавалеристы Котовского по-своему объяснили приезд Ольги Петровны. Она сама нечаянно подслушала разговор двух бойцов. Один объяснял другому: