Читаем Котовский (Книга 1, Человек-легенда) полностью

Голос у него был недурной, и когда он пел, то так выразительно смотрел на Ксению! Да, но он вовсе не был сказочным принцем и даже не обладал состоянием. Поэтому, когда гусар заканчивал пение, особенно напирая на слова: "А третий любил королеву, он молча пошел умирать", Ксения смотрела на него спокойными светлыми глазами и думала:

"Интересно, если бы этот красавчик от любви ко мне застрелился или сделал растрату в полковой кассе..."

Когда управляющий обратился к ней с просьбой помочь ему разобраться в произношении французских слов, Ксения спросила:

- А зачем вам французский язык? Вы меня удивляете.

- Как зачем? Я хочу научиться говорить по-французски.

- Но вам это совсем не нужно. Неужели вы думаете, что если научитесь говорить по-французски, то перестанете быть тем, кто вы есть, управляющим?

- Кроме того что я управляющий, я еще и просто человек.

- Человек, конечно. Но не человек общества.

- Что же мне нужно знать, по-вашему?

- Вам нужно уметь слушаться и уметь угождать. А говорить по-французски - это не обязательно.

Ксения подумала, наморщив свой розовый хорошенький носик, и добавила:

- Обезьяну тоже можно приучить держать вилку... Но от этого она не перестанет быть обезьяной.

Больше Котовский не обращался к ней за помощью, но французский язык изучил, и необычайно быстро: у него вообще были способности к языкам. Уроки согласился давать ему француз-парижанин месье Шер, преподаватель танцев. Шер хвалил его способности и говорил, что у Котовского лионский выговор.

Приехав на рождественские каникулы, Ксения случайно услышала, как они непринужденно болтают по-французски.

- Однако, вы упрямый человек, - строго заметила она. - Очевидно, вы ровно ничего не поняли из того, что я вам говорила.

- Я понял, - ответил Котовский, - что вы невоспитанная девушка. Одно из правил хорошего тона - не давать почувствовать собеседнику разницы общественного положения. А вы же считаете себя аристократкой!

2

В скучный, дождливый день возвращался Котовский с поля. Ездил проверять, как идут осенние работы, вспашка зяби, подготовка к зиме. Уже появились утренники, и надо было спешить.

Котовский ехал, прислушиваясь к птичьему гомону и шелесту деревьев. Он приближался уже к имению, когда услышал позади конский топот, и мимо него прошел на рысях эскадрон.

"Куда это они? - подумал Котовский. - В такую-то погоду!"

Откуда ни возьмись - крестьянин, молодой, статный, смотрит на Котовского пристально. Верхом и, видать, прямиком ехал: к мокрым сапогам прилипли листья и травка.

- Что, - спрашивает, - не понимаешь, куда скачут? Скачут мужиков усмирять.

- Мужиков усмирять?

- Ну да. В Трифанешты. Помещик вытребовал. Настоящие военные действия, не хватает только, чтобы из пушек начали палить!

Новый знакомый назвал себя Леонтием, и теперь Котовский вспомнил, что не раз видел его в соседней деревне.

- Понимаешь, какое дело, - рассказывал Леонтий. - В Трифанештах что ни год - недород. Одно несчастье! Рядом, у соседей, еще туда-сюда, худо-бедно, а какой-то колос болтается, а у них в поле, глянешь - ни былинки! Слезы одни! И вот потихонечку-помаленечку стали они землицу свою помещику продавать. Продавали-продавали, да и совсем без земли остались. Стало еще хуже. Пошли к помещику батрачить. Сначала-то он с десятины, чтобы полностью ее обработать - вспахать, засеять, скосить и вымолотить, два рубля платил и урожай мерка на мерку: мерка помещику, мерка мужику. Кое-как перебивались. А потом помещик стал платить иначе: два рубля по-прежнему, а урожай - три мерки ему, одна мерка крестьянину. Хлеба стало хватать только до рождества. Главное, и на заработки податься некуда. Здесь, в Бессарабии, и без них голодного люда хватает, а в Россию поехать - языка не знают. И стали они проситься на Амур. Говорят, река есть такая и привольные там места.

- Вон чего надумали! На Амур!

- Надумали-то хорошо, да что толку? Помещик не позволяет: ему самому дешевые работники нужны.

- Чего его слушать?

- Мужики говорят: "Съезди к губернатору, за нас похлопочи". Не знаю, ездил он или не ездил, но только объявил, что губернатор тоже отказал. Крестьян сомнение взяло: "Напиши, говорят, на бумаге, что губернатор отказал и по какой причине, а мы дальше хлопотать будем, пока до самого царя не доберемся". Помещик и этого сделать не хочет. Тогда собрался народ с трех деревень, никак с полтысячи, встал перед господским домом и решил ждать, пока помещик согласится и бумагу подпишет.

- Смирные мужички!

- Они по-хорошему хотели. Никого не трогали, никому входить или выходить из помещичьего дома не препятствовали. Что у них - пистолеты какие? Разве что у дедов сучкастые палки имеются, с которыми они всегда ковыляют. А помещик испугался и сразу солдат вытребовал.

- Как ты думаешь, будут стрелять?

Перейти на страницу:

Все книги серии Советский военный роман

Трясина [Перевод с белорусского]
Трясина [Перевод с белорусского]

Повесть «Трясина» — одно из значительнейших произведений классика белорусской советской художественной литературы Якуба Коласа. С большим мастерством автор рассказывает в ней о героической борьбе белорусских партизан в годы гражданской войны против панов и иноземных захватчиков.Герой книги — трудовой народ, крестьянство и беднота Полесья, поднявшиеся с оружием в руках против своих угнетателей — местных богатеев и иностранных интервентов.Большой удачей автора является образ бесстрашного революционера — большевика Невидного. Жизненны и правдивы образы партизанских вожаков: Мартына Рыля, Марки Балука и особенно деда Талаша. В большой галерее образов книги очень своеобразен и колоритен тип деревенской женщины Авгини, которая жертвует своим личным благополучием для того, чтобы помочь восставшим против векового гнета.Повесть «Трясина» займет достойное место в серии «Советский военный роман», ставящей своей целью ознакомить читателей с наиболее известными, получившими признание прессы и читателей произведениями советской литературы, посвященными борьбе советского народа за честь, свободу и независимость своей Родины.

Якуб Колас

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука