Котовский (Книга 1, Человек-легенда)

Случайно перехватывает внимательный взгляд одного пассажира, которого раньше и не приметил. У открытого окна сидит молоденький офицер с фронтовым загаром и какой-то грустью и усталостью в глазах. Офицер этот чем-то располагает к себе, и он так не походит на всю эту пьяную ватагу, на этих хлещущих коньяк, орущих, безобразничающих деникинских головорезов, которыми полон вагон!

Лицо знакомое... У Котовского отличная память. Он вспомнил, кто этот офицер у окна вагона. Но хотелось бы знать, какова зрительная память офицерика? Времени прошло очень много. Узнает или не узнает? Встречались они во время оно в имении Скоповского. Офицерик в те времена был гимназистом Колей и приезжал на летние каникулы вместе со Всеволодом Скоповским из Питера. Конечно, он выглядел тогда иначе. Да и встречались они с этим гимназистом редко и мимоходом. Котовский вспомнил: "Да, да, точно! Орешников его фамилия! Коля Орешников! Он еще всегда с удочками таскался!"

Как поступить? Перейти в другой вагон? Отстать от поезда?

Котовский вместо того сел рядышком с молоденьким офицером и тоже стал любоваться в открытое окно на степные просторы. Он всегда предпочитал смотреть опасности в лицо. Во всяком случае, он точно удостоверится, узнали ли его, каково настроение этого поручика, каков он сам, а тогда уж можно решить, как действовать.

С минуту оба молчали. Только поручик вежливо подвинулся, давая место у окна.

Они заговорили о том, что жарко, что хлеба выгорели, что, впрочем, это не имеет никакого значения, потому что все равно некому убирать.

"Кажется, не узнал, - думал между тем Котовский, внимательно слушая и внимательно разглядывая собеседника. - Не мог бы он так прикидываться!"

Действительно, голос поручика звучал так искренне. Сам он производил впечатление человека издерганного, усталого. Он говорил отрывочно, перескакивал без всякой связи с одной темы на другую. Голос у него был приятный, а когда он улыбался, глаза его оставались грустными и не участвовали в улыбке.

"Нет, не хитрит. Явно не узнал, да и не разглядывает особенно, и, видимо, я все же изменился за это время. Но почему так смотрел?"

Поручик рассказывал о падении дисциплины в армии, о том, что мечтает об одном: как по приезде в Одессу заберется в ванну и смоет фронтовую грязь.

- Что в Одессе?

- Бедлам. Вы разве давно там не были?

- Давненько.

- Увидите много интересного и поучительного. Если же вы русский человек к тому же и любите то, что известно было когда-то под названием "родины", то вы переживете много унижения и стыда.

Котовский с любопытством посмотрел на офицера.

- Вот как? Унижения и стыда? Сильно сказано!

- Сказано недостаточно сильно и недостаточно громко, да и вы сами видите: кому говорить?

Котовский повел глазами на горланящих песни, на играющих в карты пьяных офицеров, заполнивших вагон.

- В Одессе сейчас есть всевозможные черт их знает откуда взявшиеся на нашу голову хозяева положения, - продолжал поручик. - Днем идет напропалую торговля, причем все продают и все покупают: табак, кокаин, родину, чины и военные тайны! Ночью на улицах патрули, а в ресторанах дебош, свинство! Пьют все: бывшие министры, бывшие журналисты, бывшие депутаты Государственной думы... Одни пьют потому, что стыдно, другие - потому, что утратили стыд. И везде и всюду на первом месте иностранцы! Может быть, те иностранцы, которые живут где-то там, у себя, - хорошие люди, даже обязательно так. Но иностранцы, которые понаехали в Одессу, отвратительны. Они, видите ли, хозяева! Платят и хотят за свои денежки получать проценты послушания! Они презирают нас и не скрывают этого.

- Вероятно, они недовольны, что плохо воюют?

- Разумеется! Да и нельзя отрицать, что Добровольческая армия все больше превращается в жалкий сброд. Иностранцы чувствуют это и начинают беспокоиться за вложенные ими денежки, за добычу, которая уплывает.

- Гм... а вы думаете, что уплывает?

- Я ничего не думаю. Они думают.

- В вас много задора. Вы мне нравитесь, молодой человек! Простите, с кем имею честь?

- Николай Орешников. Недоучка. Собирался быть путейцем по примеру брата, а вышел из меня непутевый офицер. По глупой русской привычке храбр, но не знаю, к месту ли. По глупой русской привычке - занимаюсь самобичеванием и браню русских, но, честное слово, мы лучше многих чванливых так называемых европейцев! Приятно было с вами побеседовать, душу отвести. Простите, вы не из Петербурга?

- Помещик Золотарев. Здешний. А впрочем, бывал и в Петербурге.