Котовский. Книга 2. Эстафета жизни

— Простите, — прервал его наконец Рябинин, — не думаете ли вы, герр фон дер Рооп, убедить меня, чтобы я вступил в вашу партию?

— O! Bitte schon! O! Kolossal!.. — пришел почему-то в восторг фон дер Рооп, но продолжал развивать те же общеизвестные положения о том, что объективная истина — один из философских предрассудков, что можно только говорить — полезна ли данная истина для меня или вредна, а отсюда вытекает оценка фальсификации, вымысла, лжи.

— Взять такое понятие, как клевета, — глубокомысленно рассуждал фон дер Рооп. — Клевета — одно из ценнейших средств, я бы сказал сильнодействующих средств политики. Зачем же неискренне отрицать пользу клеветы, притворяться?

— Это нам известно, — проворчал Рябинин, опять-таки не для перевода фон дер Роопу, — я давно наблюдаю, как немцы фальсифицируют русскую историю, издавая псевдонаучные труды якобы разоблачения, из которых явствует, что в России все плохо, что Петр Великий был сифилитик, Екатерина Великая — развратница… То же самое проделывается и в отношении других стран. Я читал изданную в Германии искаженную историю Соединенных Штатов — недобросовестную подборку всего отрицательного…

Рябинин не обращал внимания, переводят фон дер Роопу его слова или не переводят. Рябинин не привык считаться с чужим мнением и вообще не любил в чем-нибудь стеснять себя. И он принялся с большим удовольствием поносить немецкие нравы, ругать немецкую политику.

Фон дер Рооп смотрел с явным интересом, Сальников забыл об обязанностях переводчика и тоже внимательно слушал.

— Вам самим кажется, что вы очень хитрые. А ведь все у вас белыми нитками шито. Бросились вы вслед за другими живоглотами прибирать к рукам африканские земли и рвать друг у друга из рук золотые россыпи в верховьях реки Фоле, алмазы в нижнем течении Вааля, всяческие Занзибары, Камеруны и Сомали… Тотчас нашлись у вас почтеннейшие профессора, которые, как снисходительные исповедники, дали вам отпущение грехов. «Вы безжалостно истребляете негритянские племена? — вопрошали они. — Ничего, это можно, ведь негры даже не люди. Иначе ими не торговали бы, как всяким другим товаром — слонами, бананами, лошадьми». И вот уже вам кажется, что ничего преступного нет в истреблении негритянских племен: ведь это оправдывает этот… ваш профессор… Иоганн-Фридрих Блюменфельд!

— Не Блюменфельд, а Блюменбах, вы хотите сказать? — вдруг на чистейшем русском языке поправил фон дер Рооп.

— Пусть Блюменбах, — согласился Рябинин. — Но какого лешего вы прикидывались, будто не говорите по-русски? А вы, Виталий Павлович, напустился он на Сальникова, — разве не знали, что господин фон дер Рооп владеет русским языком?

— Конечно знал, — невозмутимо ответил Сальников. — Как же не знать, если мне известно, что господин фон дер Рооп родился под Ревелем, учился в Петербурге и только в девятнадцатом году стал, так сказать, иностранцем.

— Как?! — в свою очередь удивился фон дер Рооп. — Вы помните моего отца?

— У меня такая работа, — уклончиво пояснил Сальников. — Приходится быть как можно более осведомленным.

— Если вас не затруднит, — обратился фон дер Рооп к Рябинину, — может быть, вы продолжите ваши любопытные экскурсы в историю? Мы остановились на Иоганне-Фридрихе Блюменбахе… Что же этот Блюменбах?

— Блюменбаху уплатили, и он старается лгать на всю уплаченную сумму. Он готов заявить что угодно, даже что все расы, кроме белой, зря обременяют землю.

— Может быть, так оно и есть?

— Дело в том, что у вас этот прием повторяется. Сейчас вам хочется слопать Францию, поэтому вы в своих псевдонаучных сочинениях утверждаете, что французы — это помесь негра с евреем… По тем же соображениям вы клянетесь, что чехи и поляки неполноценны, что русских следует истребить… Вы посмотрите на себя в зеркало — я не хочу ничего обидного сказать о вашей наружности, но не можете же вы отрицать, что вы самый, что называется, брюнет, а как же быть с выкриками ваших единомышленников в Германии, что историю творят блондины?

Видимо, фон дер Роопа трудно было привести в замешательство. Он снисходительно улыбнулся и стал объяснять Рябинину, как непонятливому ученику:

— Но боже мой! Ведь вы же, господин Рябинин, умный человек! Да, мы проповедуем, что представители северной германской расы высоки и стройны, ноги у них длинные, но не слишком, глаза голубые или серые… Что германская раса — носитель культуры, что низшие расы не способны подняться на высшую ступень развития, что древний германец — вот высокий идеал… И что же отсюда вытекает?

— Да, именно, что отсюда вытекает?