Котовский. Книга 2. Эстафета жизни

Уже гремели по рельсам Николаевской железной дороги вагоны, наполненные муштрованными семеновцами — опорой царя. Солдаты орали песни, полковник Мин — выкормленное на народных харчах бесчувственное животное равнодушно смотрел в окно вагона на мелькающие деревья, на станционные постройки. Любань… Малая Вишера… Бологое…

Для того ли трудились русские строители, сооружая эти насыпи, виадуки, мосты, для того ли талантливый инженер Мельников решал сложные задачи, проверял рабочие чертежи, объезжал все участки стройки, чтобы теперь по великолепной дороге, может быть, лучшей в России, мчался в воинском эшелоне этот убийца, храбрый, когда приходится сражаться с безоружными?!

Поезд громыхал по стыкам рельсов, паровоз раскатывал басистый крик по просторам, паровозный дым застревал в сучьях берез, стлался по низине.

Не мучила ли совесть машиниста, ведшего этот состав? И не мерещилось ли в ту ночь полковнику Мину дуло револьвера Коноплянниковой, которая убила полковника спустя всего каких-нибудь восемь месяцев?

Машинист, машинист! Когда ведешь паровоз, думай, кому ты служишь. И если делу свободы — прибавь ходу, машинист! Прибавь ходу во имя всего светлого и справедливого! А если для черного дела…

5

— Милый! Ты что-то очень засиделся!

Софья Алексеевна входит в кабинет с заплетенными в косу волосами, с не совсем еще проснувшимися глазами, в домашнем капоте и с зажженной свечой.

Михаил Васильевич рассеянно улыбается, все еще находясь во власти нахлынувших видений.

— Смотри, уже рассвело, можно даже погасить свет.

— Я уже закончил доклад. По-моему, получилось четко и вразумительно.

— Отлично. Но почему же ты не ложишься спать? Надо же и отдыхать когда-нибудь. Ведь у тебя только что был приступ!

— Сейчас лягу. Честное слово, лягу. Немножечко замечтался, задумался. Мы, старики, любим вспоминать давние времена.

— Что же вспоминал «старик», которому еще нет сорока лет от роду?

— Вспоминал ту, первую революцию. Удивительное дело, Сонечка, кажется, все бои позади, бесследно исчез царизм, разбиты вдребезги одна за другой армии интервентов и контрреволюции…

— Ну и что же? И очень хорошо.

— Да, но сражения не затихают. Я не говорю уж об опасности извне. Но и здесь, внутри страны, приходится давать бои на каждом съезде, на каждом совещании!

— Вчера я мыла бутылку из-под масла, — спокойно проговорила Софья Алексеевна, погасив свечу и усаживаясь около мужа.

— Какую бутылку?!

— Из-под масла. Я же тебе объясняю. Налила я в бутылку теплой воды. Масло всплыло, но не все, на стенках тоже остались масляные следы. Пришлось насыпать песку да ежом, ежом хорошенько тереть? Очень трудно отмывать бутылку из-под растительного масла!

Фрунзе внимательно слушал. Веселые искорки прыгали у него в глазах. Он сразу понял, что хочет сказать Софья Алексеевна.

— Умница ты у меня! Ты, конечно, права, не бывает так, чтобы до пограничного столба жили одни только праведники от социализма, а за пограничной чертой одни только злые упыри и колдуньи капитализма. Пока существует капиталистический строй, не переведутся и его подпевалы даже у нас, в социалистическом лагере. Единственно — это они будут менять личины и пользоваться разными приемами беспощадной, незатихающей борьбы.

— На этом и постановим! — поднялась с места Софья Алексеевна.

Семнадцатая глава

1

Новый, 1925 год в Умани встретили весело, доверчиво, дружно. Строго по-военному и тоже радостно отмечали Новый год в частях корпуса, размещенных в Бердичеве, Гайсине, Тульчине.

Эти небольшие местечки вряд ли помнили свое пышное прошлое, с балами и выездами, с кровавой резней и звонкими титулами их властителей.

В Бердичеве был когда-то монастырь кармелитов, монашеского ордена, по преданию, основанного самим пророком Ильей. Кармелиты свой монастырь окружили рвами и высоким валом, поставили пушки, прорезали в стенах амбразуры… В подземной церкви здесь был когда-то заключен Мазепою известный гетман Палий. Одно время город был личной собственностью княгини Элеоноры Радзивилл. Впоследствии и монастырь упразднили, и рвы засыпали, и стал этот городок на берегу реки Гнилопят самым заурядным уездным захолустьем.

Котовский восстановил старые казармы на Лысой горе, сам обдумывал расположение и размещение, сам чертил планы конюшен. К казармам проложили узкоколейку. Устроили гимнастические залы с брусьями, трапециями и шведскими лестницами. И началась здоровая, трудовая жизнь. Учились, строго придерживались распорядка, осваивали трудную военную науку, вырабатывали силу воли и силу мышц.

Гайсин, соседствующий с Уманью, особенно ничем но примечателен. Почва в этих местах черноземная, местность преимущественно степная. Встречается, впрочем, красавец граб, с сережками соцветий и светло-серой гладкой корой ствола, да кое-где кудрявятся дубовые рощи.

Тульчин — большое промышленное местечко. Здесь до революции были провиантские магазины, паровая мельница, каретная и табачная фабрики и кожевенные заводы. В стародавние времена здесь граф Потоцкий собирал свое войско.