Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля

Опубликовано в газете «Аргументы и факты»,

приложение «Арт-Фонарь» № 24,1996 г

Галина Николаева. Зеленый мир Юрия Коваля

Это интервью было уже готово к печати, когда пришло трагическое известие — умер Юрий Коваль. Не стало удивительного жизнелюба, веселого, доброго человека. Но именно такими свойствами обладает его блестящая, совершенная проза, которую он оставил нам.

— Творчество и мир флоры. Юрий Иосифович, можете ли вы поставить рядом два эти понятия?

— Конечно, они абсолютно совместимы. Для меня любовь к растениям также естественна, как любовь к человеку, к звездам, ко всему живому. В душе я не различаю простой одуванчик, который растет повсюду, и Капеллу, сияющую в созвездии Возничего. Мне кажется, эта любовь заложена в каждом человеке. Может только, во мне она больше проявляется, потому что я очень люблю упоминать растения в своих рассказах — Многие ли растения вы назовете «по именам» и нравится ли вам узнавать их?

— В детстве я очень любил собирать щавель. Так интересно было отыскивать его по весне среди лугового разнотравья. Найти и с наслаждением съесть кислый листик Да и сейчас безмерно приятно — узнать растение «в лицо» и сказать кому-то: «А вот — козлобородник» или там: «Это — живокость». Мне нравится словарь ботаников. Какие замечательные здесь названия, очень русские и близкие. Очень близкие к литературе и важные для литературы. Слова, которые нельзя потерять.

Сейчас у меня дома растет шеффлера. Мне нравится и это латинское название. Как-то приятно его осваивать. Или аралия, антуриум — удивительные, новые для меня слова. И конечно, с огромным уважением отношусь к людям, знающим растения, но должен сказать, что таких встречал очень мало. Сам же, усвоив некоторое количество ботанических понятий с детства, позже захотел расширить их круг. Несколько лет назад у нас вышел замечательный двухтомник «Травянистые растения СССР». Я купил на всякий случай сразу три экземпляра. Он мне очень помог. Хотя не скажу, что рисунки там превосходные, но все-таки они близки к оригиналу и узнаваемы, и даже, пожалуй, лучшие из тех, что попадались мне в руки. Я всерьез стал изучать его, потому что, мне кажется, стыдно (ну, уж писателю совсем стыдно) не знать того, что тебя окружает: птицы ли это, звезды или растения.

— Какое впечатление на вас производят садовые цветы?

— Когда я попадаю в сад, я воспринимаю не конкретно какое-то растение — астру, например, или флокс. Я воспринимаю их в целом, в пейзаже. Для меня они чрезвычайно важны именно как часть ландшафта, и я охватываю всю картину: и цветы, и деревья, и дом, и человека, который проходит между этими цветами, словно оживляющее картину начало. Потом, медленно двигаясь по саду, я смотрю, как все меняется, одно наплывает на другое, что-то уходит из поля зрения, а что-то появляется. И только уже осмотрев всё вот так, я могу, грубо говоря, укрупнить план и обратиться к какому-то отдельному цветку. И сказать: «Какие роскошные жарки!» Понюхать, дотронуться рукой или попросить букет.

В общем, я воспринимаю цветы как необходимую и очень украшающую нашу жизнь деталь. Для меня это все-таки именно деталь пейзажа, что абсолютно не исключает моей любви к ней.

— Юрий Иосифович, вот вы писатель и художник. Не получается ли так, что наша скромная, но поэтичная природная флора, если можно так сказать, поглощается у вас литературным творчеством, а яркие садовые цветы — живописью?

— Нет, не так. Литературой и живописью поглощается все. Вот, например, подмаренник — прекрасное слово. Но это же и чудесное растение, с присущей, пожалуй, только ему странной белой окраской ажурных соцветий, которую просто белой и не назовешь. Она какая-то призрачно-болотная, жидковато-белая с элементом зеленого, и очень холодная. По-моему, это живописнейшее растение.

— Знаю, что вы любите и комнатные растения. Вряд ли вы их видите как деталь ландшафта. Так куда же вы их определите?