Коварная бездна

– Послушай, – продолжает подруга, не дождавшись от меня реакции, – я хочу предупредить, чтобы ты сегодня в город не ездила.

– Почему?

– Дэвис и Лон устроили настоящий крестовый поход. Допрашивают всех. Представь себе, зажали Эллу Гарсия в женском туалете в «Горячем супчике» и не хотели отпускать, пока та не убедила их, что она не одна из сестер.

– И как же она их убедила?

– Вроде бы она начала визжать, и Дэвис решил, что сестра Свон не может быть такой истеричкой.

– Неужели никто не пытается их остановить?

– Сама понимаешь, – голос подруги уплывает, будто она оторвалась от трубки что-то достать, – пока они не нарушили ни одного закона, всем это только на руку. Если они вычислят сестер, то и с убийствами будет покончено.

– Так не получится, Роуз, – отвечаю я и вспоминаю разговор с Бо в коттедже вчера вечером. Он тоже хотел покончить с убийствами – око за око. Смерть за смерть. Но Бо никогда не лишал жизни человека. А если решится, это изменит его навсегда.

В трубке слышится, как коротко звякнул мобильник подруги.

– Хит прислал сообщение. Ждет меня у своего дома.

– Может, и тебе не стоит выходить на улицу? – предупреждаю я.

– Мама пока не знает про Хита, так что пригласить его к себе я не могу. Она думает, что я встречаюсь с тобой.

– Просто будь осторожной.

– Обещаю.

– И присматривай за Хитом.

– Почему?

– Всякое может случиться. Еще неделя впереди.

– Хочешь сказать, он может утонуть?

– Я не хочу, чтобы ты потеряла человека, который тебе небезразличен.

– А как насчет Бо? О нем ты беспокоишься?

– Нет, – торопливо отвечаю я. Слишком торопливо. – Он мне не бойфренд, так что я … – Похоже, ложь скрыть не удалось. Мои слова звучат неестественно. Конечно, беспокоюсь – хочу я того или нет.

В трубке снова звук сообщения.

– Мне пора, – говорит Роуз. – И я серьезно – тебе не стоит появляться в городе.

– Роуз, слушай… – я окликаю подругу, словно могу что-то еще добавить: предупредить, подсказать, как ей и Хиту уберечься от сестер Свон. Но она уже повесила трубку.

* * *

Я беру чашку с остывшим чаем и подхожу к раковине, чтобы вылить его. В это время слышится скрип половиц.

– Ты что, практиковалась в гадании?

Мама стоит в дверях.

– Нет.

Я открываю кран.

– Нужно каждый день заниматься. – Она прикусывает губу. На ней черное платье, слишком свободное. Если и дальше так пойдет, скоро ее унесет ветром с края утеса. Но, может, именно этого она и добивается.

Когда я встречаюсь с ней взглядом, она смотрит на меня как на чужую, будто больше не узнает. Не дочь, а воспоминание о дочери.

– А почему ты больше не гадаешь? – Я споласкиваю чашку, наблюдая, как янтарный чай по спирали уносится в сливное отверстие. Знаю, что этот вопрос может разбудить плохие воспоминания… но вдруг разговоры о прошлом помогут вернуть ее прежнюю, избавить от страданий.

– Дар предвидения покинул меня. – Она вздрагивает и наклоняет голову, словно прислушивается к неведомым голосам. – Я больше не доверяю листьям. Они не предупредили меня.

Старый радиоприемник в серебристом корпусе, стоящий на буфете, все еще работает – я так и не выключила его, заснув прошлой ночью прямо за столом. Музыка тихо потрескивает в динамиках. Затем ее сменяет голос диктора.

– Разыскивается Джиджи Клайн, которая ушла из своего дома на Вудлон-стрит утром во вторник, и с тех пор ее местонахождение неизвестно. Предположительно исчезновение девушки связано с сезоном сестер Свон. Просим всех, кто мог видеть Джиджи, связаться с полицейским управлением Спарроу.

– Ты знаешь Джиджи? – Мама не сводит глаз с радио, голос дрожит. Диктор повторяет сообщение еще раз, и начинается реклама.

– Мы особо не общались. – Я думаю о Джиджи, просидевшей ночь в лодочном сарае, голодной и замерзшей. Но это не Джиджи – она потом и не вспомнит, как сидела, привязанная к стулу; зато Аврора – существо внутри нее – надолго сохранит в памяти эту холодную ночь. И вероятно, захочет отомстить Дэвису и Лону. Если не в теле Джиджи Клайн, то на следующий год, в теле другой девушки. Конечно, если они все-таки отпустят Джиджи, и Аврора сможет вернуться в море до окончания сезона.

– Когда твой отец пропал, об этом тоже объявляли по радио, – добавляет мама, подходя к раковине и выглядывая в окно, по-прежнему держа руки в карманах платья. – Они просили добровольцев обыскать бухту и берега. Но никто не пришел на помощь. Люди в этом городе так и не приняли его. Они жестокие и бессердечные, как океан. – Ее голос срывается, затем вновь обретает силу. – Впрочем, это не имело значения – я знаю, что его не было в бухте. Он был далеко в море, и они бы его не нашли.

Я впервые слышу, чтобы она говорила о нем так – будто он умер и никогда не вернется. Откашливаюсь, стараясь не поддаться эмоциям, и предлагаю:

– Давай приготовлю тебе завтрак. – Солнечный свет падает ей на лицо, делая его неестественно пепельно-белым. Я открываю буфет и достаю одну из белых мисок. – Овсянку будешь? – В доме зябко, и ей стоит съесть чего-нибудь теплого.

Ее взгляд скользит по мне, и вдруг она хватает меня за запястье.