Коварная бездна

Когда дождь стучит в окна, я тоже читаю, свернувшись калачиком на старом диване. Но меня интересует нечто другое: возможность существовать вне моря, на суше, – жить. Я читала легенды о русалках, которые влюблялись в моряков, и за любовь им было даровано человеческое тело. Я читала ирландские предания о ше́лки, которые сбрасывали тюленью шкуру, выходили замуж и оставались навеки с любимыми.

Может быть, достаточно одной любви? Если любовь соединяет людей, то, может быть, ей по силам разрушить чары?

В последний вечер накануне солнцестояния Бо засыпает, сидя перед камином, уронив открытую книгу на грудь. Мне не спится; выхожу из коттеджа и одна отправляюсь в сад.

Вдалеке, едва различимая на краю утеса, стоит мама – мама Пенни. Тень, ждущая мужа, который никогда не вернется. Она одинока, и ее сердце разрывается от тоски. На меня накатывает боль, погребенная внутри этого тела. Мы сохраняем не только воспоминания, но и чувства. Глубоко в груди таятся все переживания Пенни. И если я всмотрюсь в эту тьму, то увижу зияющую рану от потери отца; мои глаза наполнятся слезами, а боль от невосполнимой потери сожмет мое сердце и может поглотить полностью. Так что я загоняю эмоции внутрь. Нельзя позволять телу командовать собой. Надо сказать, мои сестры справляются с контролем намного лучше. Какие бы эмоции из прошлого ни руководили телом, сестры в состоянии игнорировать их, я же часто не могу избавиться от подступающей к горлу удушающей тоски.

Вот и старый дуб в центре сада – дерево-призрак. Листья трепещут на ветру. Я прижимаю ладонь к вырезанному на стволе сердцу, смотрю в небо сквозь ветви, и звезды подмигивают мне в ответ. Много лет назад в такую же ночь я лежала под этим дубом рядом с человеком, которого любила, рядом с Оуэном Клементом. И он вырезал на стволе это сердце, отмечая наше место в этом мире, соединив наши сердца. Вечность текла по нашим венам. В ту ночь он попросил меня стать его женой. У него не было ни кольца, ни денег – он мог предложить мне только себя. Но я ответила согласием.

Через неделю нас утопили в бухте.

Суд

В открытую дверь парфюмерной лавки ворвался порыв ветра, разбросав сухие листья по деревянному полу.

На пороге стояли четверо мужчин в грязных ботинках и с грязными руками. От них несло рыбой и табаком. Их присутствие вызывало тревогу – облик незваных гостей никак не вязался с белоснежными стенами и изысканным ароматом.

Хейзел уставилась на грязную обувь, а не на лица, думая только о том, сколько воды и мыла потребуется, чтобы отдраить полы после ухода посетителей. Она еще не поняла их намерений и тем более не догадывалась, что больше никогда не увидит своего магазина.

Мужчины схватили сестер за руки и выволокли на улицу. Сестер Свон арестовали.

Их тащили по Оушен-авеню, чтобы все могли посмотреть. Крупные капли дождя падали на мостовую; подолы платьев мели уличную грязь. Горожане замедляли шаг и оставляли свои дела. Некоторые из них последовали за процессией до небольшого здания ратуши, в которой обычно проводили собрания, укрывались от особо сильных штормов и время от времени устраивали судебные разбирательства из-за пустяков – пропавшей козы, спора из-за места на причале или земельных границ.

В Спарроу еще не случалось судов над ведьмами – и тем более сразу над тремя!

В ратуше уже собрались старейшины и члены городского самоуправления. Маргарите, Авроре и Хейзел связали руки за спинами и усадили на деревянные стулья лицом к судьям.

Под крышей испуганно метался зяблик, перепархивая со балки на балку. Птичка, как и сестры, угодила в ловушку.

Первыми заговорили женщины Спарроу. Они тыкали пальцами в Маргариту и время от времени в Аврору, рассказывая небылицы об их злодеяниях: о том, как сестры совращали их мужей, братьев и сыновей; о том, что ни одна женщина не может быть такой очаровательной от природы, и не иначе как сестры прибегли к помощи колдовства, чтобы сделаться неотразимыми для бедных мужчин, невинных жертв черной магии.

– Ведьмы! – шипели и плевались они.

Сестрам не позволено было говорить, хотя Аврора пыталась, и не раз. Их словам нельзя было доверять. Якобы слишком легко с губ сестер могли сорваться заклинания, способные околдовать всех вокруг и заставить освободить их. Им повезло, как сказал один из мужчин, что в рот им не сунули кляп.

Слово взял один из старейшин, слепой на один глаз, которого часто замечали стоящим на причале, вглядывающимся в Тихий океан – он тосковал по тем временам, когда был моряком.

– Доказательства! – прогремел его голос, заставив всех остальных замолчать. – Нам нужны доказательства!

В переполненном зрителями зале повисла тишина. Снаружи на дверь напирала толпа, жаждущая услышать все детали первого в Спарроу судебного процесса над ведьмами.

– Я видел клеймо на теле Маргариты! – нервно выкрикнул кто-то из дальнего конца зала. Этот человек делил с Маргаритой постель несколько месяцев назад. И теперь он свидетельствовал против нее по настоянию жены. – На ее левом бедре родимое пятно в форме ворона!