Коварная дама треф

— Жарко, — согласился патологоанатом, утер пот со лба, потом вспомнил, пошел смывать руки под струей воды умывальника; вытирая пальцы, закончил: — А окна нельзя открывать. Когда работаешь особенно, чтоб все закупорено было.

— Это почему?

— Техника безопасности.

— Чего?

— Вдруг зараза какая!

— Да ладно вам, Сила Петрович, — недовольно поежился Шаламов. — Хватит пугать-то. И без этого у меня сегодня с утра не заладилось.

— Что такое? Что прибежал-то? — Варлаамов слегка прикрыл окошко.

— Прибежишь, — Шаламов поморщился. — Тут и прилетел бы! Обстоятельства. Да вы уже слышали небось? Мамаша-то, видно, к вам звонила?

— Было дело, — кивнул тот, но без видимых тревог. — Марковна тут обозначилась. Но Константиныч, сам понимаешь, ее успокоил.

— Чем? — насторожился Шаламов.

— Поручился, что на контроль возьмет.

— Насчет скорости?

— Насчет качества, — усмехнулся патологоанатом. — Ты бы забежал к нему сам. И поговорил.

— Занят он пока, а Глотова, значит, нет?

— Сменился. Ему вчера досталось. Навозил, — он качнул головой в сторону столов. — Я вот, помогаю.

— А как же?..

— С вопросиками?

— Ну да.

— Давай посмотрю. — Варлаамов, не спеша, принял лист у криминалиста, пробежал его глазами, отвел руку с папироской в сторону, перевел глаза на Шаламова и брови свои лохматые снова картинно поднял.

— Что, Сила Петрович?

— Ты куда же пожаловал, земной червь? — после театральной паузы покачал эксперт головой.

Шаламов только комок в горле проглотил и моргнул глазами.

— Ты не к Господу Богу явился?

— Петрович… Я умоляю… Без этих ваших, пожалуйста…

— А тебе фамилию убийцы не написать сразу? Ты же тут Глотову, бедняге, столько вопросов накатал!

— Ну… поломал голову… Сказал же, ночь не спал.

— Не слышал…

— Как в этом?.. В кино! Смотрели? — Шаламов почесал затылок. — Приснилась эта! Вчера из ванны с Глотовым вытащили. Так в ванне и летала. Вот, вспомнил! «Вий» кино называлось. По Гоголю.

— Курить бы бросить надо, — помолчав, пожалел Варлаамов криминалиста. — И это дело. — Он прикоснулся к шее под подбородком и слегка пальцами пощекотал. — Хотя это спорный аргумент. Наши до сих пор единого мнения не имеют.

— Мне не до шуток, Петрович, — нахмурил брови Шаламов. — Ночь толком не спал. Спозаранку сюда помчался, вопросы вот дополнительные набросал. На службе еще не появлялся. Верите?

— А что ж? Бывает, — посочувствовал тот. — А с вопросами? Ну что ж… Раз Константиныч сам возьмется, как обещал мамаше, то, полагаю, ответы получишь. А вот эти!..

Он со значением ткнул пальцем в лист.

— Этих здесь немножко. Но не мне судить. С ними к разлюбезной нашей Маргарите Львовне. Она как раз химик. По ее части. Чем закусывала грешница покойная, что принимала на грудь, прежде чем на тот свет отправляться… К Львовне. У нее интересуйся.

— К Маргарите?

— К ней, разлюбезный Владимир Михайлович. У нас, как положено, химик застольем и отравами заведует.

Варлаамов докурил папироску, аккуратно притушил.

— Ты заходи, Владимир Михайлович, — сказал он уже в спину криминалисту. — Не забывай. И если увидишь, кликни там мне Марию Степановну. Управилась, наверное, с завтраком-то, бедняжка.

— Да уж. Не приведи бог к вам без надобности, — не на шутку проникся криминалист суеверием и буркнул, не оборачиваясь, сердито: — У вас, как в той загадке: хотя еще и не там, но уже и не тут.

* * *

До работы многострадальному Шаламову предстояло еще добираться от морга на перекладных. Сначала троллейбусом.

Он поспешил на остановку, втиснулся в толпу, по приобретенной привычке штопором ввинтился, пробрался поближе к дверям подоспевшего рогатого транспорта. И вроде занят насущными тривиальными проблемами — влезть в троллейбус, купить билет (проездной менять забрали в кадрах и запаздывали с возвращением), протиснуться к окошку, а мысли витали вокруг одного и того же. Его сознание не покидала тяжкая тревога, охватившая еще вчера в квартире Туманских, у края ванны, откуда глядела на него голова несчастной. Он не только почуял себя невольным соучастником неведомых пока, но надвигающихся с необратимой силой таинственных событий, но предчувствие ужасной беды уже страшило его.

Важная персона

Любитель традиций, Игорушкин не терпел их нарушений. Малейшие отступления вызывали у него нервозность и выводили из себя порой надолго. В особенности такими бывали ночные звонки, внезапные визиты незнакомых и уж, конечно, любая суматоха.

Но тут, как назло, все соединившись, навалилось одним разом.

Уже не ночь, но еще и не утро, а затрезвонил с кухни телефон. Сын, Петруха, давно не объявлялся. Анна Константиновна, как была в ночной сорочке, заторопилась с постели, босой зашлепала по паркету, восклицая тихонько на ходу:

— Коленька! Небось внучок. Кому ж еще в такую пору? С петухами, истинное дело, с петухами!.. Вот несмышленыш!

Но оказалось не он; на проводе был Алексей Моисеевич Личого. Анна Константиновна хорошо знала заведующего областным отделом здравоохранения. С аппаратом в руках и трубкой она так и подошла к кровати. Игорушкин уже и сам поднялся, сидел, нахохлившись, хмурился на нее, будто она во всем виновата.

— Кто?