Коварные алмазы Екатерины Великой

Заставала – как правило, все еще в постели. Он любил долго спать, он не любил театры и музеи, куда пыталась вытащить его Фанни. Вообще говоря, она тоже была не бог весть какой интеллектуалкой, но имелась у нее причина рваться в эти места, особенно в музеи, особенно в Лувр и д’Орсе. Еще он любил, не вставая с кровати, смотреть детективы по телевизору, лениво перебирая каналы. Иногда мусолил какую-нибудь книжку из русской библиотеки, а иногда просто лежал, устремив взгляд в никуда, и только по сосредоточенно сдвинутым бровям и стиснутым губам можно было понять, что его что-то тревожит, даже мучает.

В такие минуты Фанни особенно пугалась, что когда-нибудь его унесет этот поток размышлений. Унесет безвозвратно в ту прошлую жизнь, которую он вел до встречи с ней. Спокойнее всего ей было, когда после бурной любви Роман засыпал в ее объятиях, свернувшись калачиком и сплетя ноги с ее ногами.

– Спой мне, – бормотал он, сонно шаря губами по ее груди, и она покорно запевала колыбельную своего детства. Простенькая мелодия давалась с трудом – так сжималось горло от любви, непрошеной, разрывающей сердце любви к этому приблудному мальчишке.

– Doucement, doucement,
Doucement s’en va le jour.
Doucement, doucement
A pas de velours.

Тишина, тишина,
Медленно уходит день.
Медленно, в тишине,
Как по бархату.

Вот-вот, в Романе было так много мальчишеского, полудетского. Как странно: это проявлялось именно в те мгновения, когда верх брала его мужская, почти звериная суть. Неутомимый, распутный самец, он доводил Фанни до криков не только своими бурными движениями, но и задыхающимся шепотом: «Пусти меня к себе!» В этом шепоте была робость неопытного мальчишки, который впервые берет женщину и еще не знает, испытает сейчас боль или наслаждение, будет любимым или его предадут.

Наверное, ей всю жизнь хотелось капризного ребенка, вот она и завела его себе, вернее, он сам завелся. Но Фанни предпочитала не думать ни о чем, что разделяло ее с Романом. Да и не имели эти нежность и вожделение, если уж начистоту, отношения к материнским чувствам. Оставался возраст, да, возраст стоял между ними по-прежнему. Ночью, в постели Роман не замечал ее морщинок, и просто их стало меньше (любить молодого – лучшее средство помолодеть самой), зато днем Фанни то и дело прикидывала, под выгодным ли углом падает на ее лицо свет или что-нибудь ненужное выделяет, подчеркивает?.. Вот в Le Volontaire свет падал на редкость удачно, поэтому она любила, когда Роман туда являлся. Правда, иногда он вдруг уходил, говорил, что должен навестить мать. А куда шел на самом деле?

Однажды она не выдержала. Бросила бармену Сикстину, что через полчаса вернется, схватила пальто и выскочила на улицу. На бегу глянула в окно и увидела Армана: он покинул свое насиженное место и провожал Фанни мрачновато-насмешливым взглядом. Белая косматая Шьен стояла рядом на задних лапах, прижав передние к стеклу, и тоже таращилась на Фанни.

«Следят они за мной, что ли?» – почти с ненавистью подумала она, но тут же забыла и об Армане, и о Шьен. Вот и пересечение улиц Друо и Прованс, вот тот самый дом, о котором говорил Роман, – напротив агентства «Кураж», забранного зеленой ремонтной сеткой. Длинное здание: несколько витрин антикварных лавок, несколько подъездов. Ага, здание одно, а адреса-то разные: рю де Прованс, 1, 3, 5, 7, 9, 9а, 11 – таковы причуды парижского градостроения. А поверху, под самым гребнем крыши вдоль всего дома небольшие окошки – те самые комнатки для прислуги.

Так за которым из них Роман?

Фанни прошлась вдоль фасада раз и другой, поздоровалась с двумя знакомыми антикварами – оба иногда забегают в ее бистро. Надо же, как будто все встречные смотрят только на нее: рыльце-то в пушку!

Она снова прошла квартал до конца и остановилась на углу улиц Фобур-Монмартр и Прованс, напротив китайской харчевни. Сделала вид, будто рассматривает витрину, а сама исподволь бросала взгляды на дом-квартал.

Семь дверей. В которую войти?

Стоп. Зачем голову ломать? Роман же ясно сказал: в доме буланжерия и три антикварных магазина. Значит, Фанни нужен номер три.

Она перебежала дорогу. Вот синяя дверь, украшенная черной чугунной чеканкой, вот кодовый замок. Так, и что дальше? Код она не знает.

Минута отчаяния, и вдруг замок щелкнул, дверь отворилась, и Фанни вжалась в стену, пропуская высокую даму лет восьмидесяти в потертом каракулевом манто. Надменный аристократический профиль, надменно поджатые губы. Не эту ли обедневшую графиню упоминал Роман? Если так, Фанни попала туда, куда нужно!

Она ввинтилась между медлительной гранд-дамой и дверью, проскочила в крытый дворик, уставленный цветочными кадками.

– Вы к кому, милочка? – Вопрос повис в воздухе, Фанни уже перебежала дворик и захлопнула за собой дверь респектабельного подъезда.