– Питерс, вставай, – раздался голос тренера во мраке ямы. – Наказание окончено.
– Осталось ещё три минуты, и я не уверен, что могу двигаться. – Я свирепо посмотрел на него, но убрал это выражение с лица, как только он уселся на скамейку напротив меня. – Возможно, вам придется поставить Хэмила в эти выходные, потому что вы уничтожили своего начинающего квотербека.
Я был в комнате лечебной физкультуры, известной как яма, отмокал в ванной со льдом в одних лишь шортах. Это была бесплодная попытка унять боль в травмированных мышцах. Всю неделю тренер был привязан к моей ноге, как сиамский близнец: удвоенная нагрузка, тренировки по утрам, анализы мочи, пробежки за кофе – да, иногда он любил выпить обезжиренный соевый латте.
– Ты играешь в эти выходные, – произнес он очень спокойно.
Он сидел под единственной в этой комнате лампочкой. Несмотря на то, что в яме не было ни намёка на движение воздуха, лампа на цепи над его головой качнулась. Возможно, привидения. Никто не спускался в яму, даже тренер. По слухам, именно сюда атлеты приходили умирать, и я полагал, в этом была доля правды.
Я внимательно смотрел на тренера, ища топор или пистолет, а может быть, он нанял кого-то, чтобы тот подошёл ко мне сзади и надавил проволокой мне на горло, чтобы тренер мог наблюдать за тем, как жизнь покидает мои прекрасные глаза.
Вместо этого он опустил локти на колени и обхватил голову руками.
– Эта девчонка точно за словом в карман не полезет. – Тренер засмеялся в свои ладони, качая головой.
Я никогда не слышал, чтобы тренер смеялся. Это как встретить Снежного человека. Странно и жутковато, и вы потратите всю оставшуюся жизнь на то, чтобы снова его отыскать, просто потому что не смогли поверить своим глазам.
– Девчонка?
– Сидни Портер, – рявкнул он в ответ, будто я уже давно должен был понять, о ком речь. – Раньше на этой неделе она запросила со мной официальную встречу.
Я повернулся в воде, отчего лёд выпал через край ванны, и я покачал головой.
– Что? Я даже не знал, что такое возможно.
Часть меня бесило, что она обратилась к тренеру, но я должен был признать, что с удовольствием посмотрел бы на это. Она, скорее всего, притопала, походила туда-сюда по его кабинету и предъявила несколько нереалистичных требований. Тренер, вероятно, рассмеялся и сказал ей убираться.
– Я тоже. – Тренер хохотнул себе под нос и затем сделал долгий, протяжный вздох. Этот вздох был мне слишком хорошо знаком. Она выматывала. – Когда она сегодня пришла, я сказал ей проваливать, а она швырнула мне на стол руководство факультета Нортерна, показывая на что-то под названием Подраздел Ж.
Он колебался, будто не хотел говорить мне остального, но потом продолжил:
– А затем сказала, цитирую: «
Он снова засмеялся, я моя голова чуть не взорвалась.
– Она так сказала?
– Да, она назвала меня
– Почему это по моей вине? – Я встал в ванне и схватил полотенце. – При всём уважении, тренер, парню нужно стать мужиком. Он ничего не добьётся, если будет позволять, чтобы им помыкали.
– Это твоя вина, потому что она тебе нравится... или ты её любишь... я не знаю, – проворчал он. – Я просто знаю, что она выносит тебе мозг, как никто другой, и ты срываешься на Портере.
Обернув вокруг себя полотенце, я вышел из ванны и засмеялся.
– Сидни Портер ужасная. Она дьявол. Я
– Ты её терпеть не можешь, но, тем не менее, прерываешь её свидание с Шарбасом, чтобы отвести её в клуб отрываться до шести утра?! – вышел из себя тренер, вставая со скамьи.
Мои глаза стали такими огромными от удивления, как ремень Фернандо (а он гигантский, кстати говоря). Я лишился дара речи. Сидни сказала тренеру о Шарбасе?
– Да, Питерс, она рассказала мне всю историю. Ты не предстаешь в ней в лучшем свете, но как только я услышал имя Ника, понял, что ты поступил правильно.
– Это было ради Джека, – прошипел я, схватив сумку с пола.
– Если это было ради Джека, тогда не наказывай его, Питерс. Моральный дух очень важен. На этой неделе на поле он совсем не в себе, и если в ближайшее время он не соберётся, я приду за тобой. – Он направился к двери ямы. – Помни, ты пасуешь этому парню. Если он проявит себя не лучшим образом, то и ты тоже.
Когда я ввалился на крыльцо с грацией монстра Франкенштейна, то заметил Фернандо, сидящего в лунном свете и потягивающего фраппучино. Он смотрелся нелепо. Стотридцатикилограммовое животное, которое раскачивается на плетёном кресле и пьёт нечто, покрытое взбитыми сливками.