Поручик Егоров, ночевавший на гауптвахте кордегардии, в дежурной комнате, рано поутру только вышел в общий коридор тайной экспедиции, как попался на глаза майору Булыгину.
— Зайди! — велел майор, распахивая дверь в свой кабинет.
В кабинете майор первым делом задвинул запор на двери, густо кашлянул, долго смотрел на плохо выбритый подбородок поручика Егорова. Потом сообщил:
— Не скажу, чьим повелением, хотя это знаю доподлинно, враг твой кровный, сержант Малозёмов, в солдаты не пошёл, из службы вышел в отставку. И поселился здесь, недалеко, во дворце его сиятельства графа Платона Зубова. Какую силу нынче имеет граф в нашей империи, тебе, дурню, пояснять не требуется. Вчерась бывший сержант Малозёмов искал тебя по городу весь день и даже всю ночь. Искал, дабы покалечить, а в конце — и убить!
Поручик Егоров сделал шаг влево и сел на лавку возле стены.
— Приказать бы тебе, шельма, встать, когда с тобой начальство говорит, да ты больно здоровьем слаб, — хохотнул с отеческим пониманием в голосе майор Булыгин.
— Что же мне делать, господин майор? — с тоской вопросил Егоров.
— А делать тебе, Сашка Егоров, остаётся одно — прятаться в кордегардии до скончания следствия над тем государственным преступником, коего ты из Сибири доставил. Его поведут на гауптвахту, и ты иди с ним в ту же камеру. Там и ночуй. Его направят в крепость, и ты туда же пойдёшь моим приказом на весь срок заключения сибирского попа. В качестве дежурного специальной охраны. Ну, а сошлют его куда подалее, так и ты туда поедешь. Правда, могут государственного преступника приговорить к плахе или к петле. Тогда ты, Сашка, молись. Ведь только доведёшь преступника до места казни, а дальше сам... ищи способ, как не встретиться с Малозёмовым. Конечно, можешь свою голову положить на плаху рядом с этим попом, с Петром Словцовым, или, скажем, всунуть свою голову в соседнюю петлю, но тебе того не хочется? Нет?
— Нет, — слабо кивая, ответил Егоров.
С улицы начал доноситься густой звон колоколов. Звонили по окончании заутренней.
— А сегодня, радость моя. — Рождество! — неожиданно сообщил майор Булыгин. — В Рождество обычно императрица наша, трижды «ура!» ей за это, даёт награды и повышает в чине. Мне нынче светит получить орден Владимира первой степени и звание полковника...
— Поздравляю, — опять же тихо произнёс поручик Егоров.
— Погоди поздравлять, ибо я ещё не окончил своей речи. Вот, поручик, я тебя желаю спасти, используя свои государственные полномочия. «Государственные»! Понимаешь? Ежели надобно, то могу командировать тебя за государевы деньги хоть на край света, а ежели здесь станешь жить, так кормить тебя стану тоже за государев счёт. То есть я как бы нарушаю ради тебя устав нашей тайной службы. Ты это понимаешь?
Поручик Егоров кивнул. А что оставалось делать? Майор кругом прав, а он, поручик Егоров, получается — неправ. И неправ по подлой воле некоего сержанта, возжелавшего его, поручика, уничтожить. У кого искать зашиты? Или самому защищаться и того, бывшего сержанта, убить? Вот тогда, точно, за государственный счёт поедешь или в Сибирь, или в крепость... Что же делать-то?
— А ежели понимаешь, то и остальное, что я тебе скажу, должен понять.
Майор Булыгин встал из-за стола, подошёл и сел на скамейку рядом с Егоровым.
— Ведь и орден мне, и звание дают не просто так, поручик. Да, конечно, я их выслужил честно. Выслужил тем, что буквально живу здесь, в кордегардии, за каждым пудом сена или за пудом овса слежу, за каждого своего служаку отвечаю: здоров ли, сыт ли, одет ли? Про семью свою даже забываю. Вот теперь за тебя маюсь, прям-таки отеческой заботой исхожу.
— Да-да, — кивал головой поручик Егоров.
— Что — да-да? Что? — вдруг взревел майор Булыгин. — Тысячу рублей мне стоит звание полковника, да ещё триста рублей — орден этот, Святаго нашего князя Владимира мне на саблю! Тысячу триста рублей я сегодня должен отдать! А у меня весь годовой оклад жалованья — триста двадцать рублей! И я весь его проживаю и даже втянут в долги! Какие шиши сегодня, после обеда, перед Рождеством Христовым, перед светлым праздником, отнесу я благодетелю своему, командиру столичного нашего гарнизона, князю...
Тут майор сунул кулак в рот и сквозь кулак неотчетливо, нс выругался.
— Что я с тобой, дуболесом, болтаю? Отвечай прямо — хочешь от мести сержанта Малозёмова в Санкт-Петербурге спрятаться — гони мне триста рублей, поручик. Тысячу рублей за звание полковника, я, слава Господу, собрал... накопил... Так что, иди бери, где найдётся, триста рублей и после обеда сразу приноси мне. Да не болтай никому, о чём мы с тобой тут сговорились. Иначе я выпью по вечернему обычаю и спьяну ведь проболтаюсь Малозёмову, где ты, поручик, нонче спрятался. И где тебя можно ловко зарезать. Иди! Иди!
Поручик Егоров вышел в коридор, и тут же на него налетел Савва Прокудин, тоже поручик, но по ведомству дворцовой охранной службы.
— Егоров! — заорал Савва. — Ты, брат, ещё живой? А вчерась в ночь говорили, что Малозёмов тебя изувечил и свезён ты в морской госпиталь без надежды!