– Вы даже не представляете, какое облегчение доставляют мне ваши слова! – отозвался он, подводя ее по коридору к открытой двери, за которой виднелась комната, стены коей были сплошь увешаны полками с книгами. – Я не намерен предпринимать ничего подобного, уверяю вас! Я бы даже назвал это
– Какая… какая приятная комната! – сподобилась выдавить Феба, оглядываясь по сторонам.
– Да, и как много в ней книг, не правда ли? – любезно осведомился Сильвестр, закрывая дверь. – И нет, я не прочел их
– Я не собиралась говорить ничего
– Что вы –
Сопротивляться было, пожалуй, бесполезно и где-то даже недостойно. Кроме того, всем известно, что маньякам нужно потакать. Посему мисс Марлоу решила не перечить этому опасному сумасшедшему, обняла его за шею и даже ответила на его объятия. Прижавшись щекой к его груди, она прошептала:
– Ох, Сильвестр! Ох, Сильвестр!
И это, похоже, доставило ей несказанное удовлетворение.
– Воробышек, мой Воробышек! – ответил герцог, еще крепче прижимая ее к себе.
Поскольку здравый смысл, заключенный в этих словах, убедил ее в том, что рассудок вернулся к главе Дома Рейнов, Феба облегченно вздохнула и предложила ему очередное болеутоляющее.
– Я вовсе не имела в виду тех
– Каких, моя прелесть? – осведомился Сильвестр, впадая в идиотизм.
– Таких… будто ты хуже Уголино. Удивляюсь, как ты не
– Тебе прекрасно известно, что я не позволю и волосу упасть с твоей головы, Воробышек. Я уверен, эта шляпка тебе очень идет, но позволь мне снять ее! – сказал он, развязывая ленты и отбрасывая ее головной убор в сторону. – Вот так-то лучше!
– Я
– Ты не только можешь, но и должна, даже если мне придется силой тащить тебя к алтарю! Иначе как, скажи на милость, я смогу исправиться?
Мисс Марлоу задумалась над предложением герцога, а потом на нее вдруг снизошло вдохновение. Она подняла на герцога глаза и сказала:
– Сильвестр! Я знаю, что нужно сделать! Я напишу новую книгу, в которой ты будешь героем!
– Нет уж, благодарю покорно, любовь моя! – вежливо, но твердо отказался он.
– А что, если я напишу продолжение «Пропавшего наследника», в котором Уголино окончательно
– Боже милосердный! Воробышек, ты – самая неисправимая из всех маленьких негодниц, что живут на этом свете! Нет!
– Но тогда все поймут, что он
– А вот
– Они
– Не смей называть меня высокомерным! Если у меня когда-то и было высокомерие – с чем я решительно не согласен! – то разве оно могло сохраниться после того, как вы с Томом прошлись по мне железной метлой, а? – Он умолк и, повернув голову к двери, прислушался. – Вот, если я не ошибаюсь, и Томас! Легок на помине! Думаю, Воробышек, – ты ведь согласна со мной? – он заслужил честь стать первым, кто принесет нам свои поздравления? Он ведь
– Ровным счетом ничего! – небрежно ответил Том, хотя и зарделся. – Я случайно заметил их и решил, что они понравятся ее светлости. Вчера вечером она как раз говорила мне – в Чансе ей недостает весенних цветов.
– Ах, вот оно что! Увиваешься за моей матерью, да? Даже не думай, что я соглашусь назвать тебя отчимом, имей в виду!
– Сдается мне, нельзя так легкомысленно говорить о ее светлости, – с достоинством возразил Том.
– И ты совершенно прав! – одобрительно заметила Феба, когда он вошел в комнату. – А цветы – очень милый знак внимания: именно то, что, по мнению миссис Орде, ты и должен был сделать!