– Вот скажи, ну как это могло произойти, как? Неужели тот профессор-светило мог ошибиться? Он же меня всю вдоль и поперек обследовал, он же точный и окончательный приговор-диагноз свой вынес! Леня! Ну как же это… Он же так уверенно тогда сказал: детей не будет… И мне, и мужу сказал… Неужели он ошибся, Лень? Ну как же это?!
– Да какая теперь тебе разница, Тинка, что да как… Главное, ребенок у нас с тобой будет! Радость-то какая, Тинка! А насчет твоего профессора я тебе вот что отвечу: не мог он, конечно же, ошибиться. Скорее всего, что не мог.
– Ну так… А как же тогда?
– А вот так! Просто природа взяла и распорядилась твоим организмом по-своему – подарок такой тебе сделала. Митеньке, племяннику своему, спасибо за него скажи…
– Почему Митеньке?
– А потому! Ты ж его на руки в каком возрасте приняла?
– Так сразу почти. Света пришла с ним из роддома, а через две недели в больницу попала…
– Ну вот! Получается, что практически год целый ты его с рук не спускала? Кормила-поила-нянчила… А главное – любила по-матерински, по-настоящему! А природа-матушка – она что? Она и сама обманываться в таких случаях рада! Взяла да и включила твой организм на настоящее материнство! Ты, Тинка, его, материнство это, заочно, считай, заслужила, потому и организм твой на Митеньку так вот среагировал… Да не пялься ты на меня так, никакого здесь чуда нет! Так бывает иногда. Редко, но бывает. Человеческую природу, ее в рамки грубо-медицинские вообще вогнать нельзя. Она сама свои законы диктует. Вот и тебе продиктовала…
– Ой, Ленька… Неужели это правда? Ой, счастье какое…
– Конечно, счастье! Надеюсь, сейчас-то ты меня домой уже не погонишь? Ребенок ведь у нас будет! И я, как честный благородный мужик, просто обязан теперь на тебе жениться… Пойду я, вещи соберу, ладно, Тин? Или не надо вещи? Или Полинке все оставить? Хотя зачем ей мои носки, пиджаки, галстуки…
– Леня! Остановись! – властно окликнула его Тина. – Никуда ты от жены своей не уйдешь, понял? И вообще – не забыл ли ты, что у тебя уже есть ребенок? Вот и расти его, ему тоже отец нужен! А я как-нибудь сама… Я… Спасибо тебе за все, Ленечка…
– То есть как это сама? Ты что, Тинка? Я ведь уже не могу по-другому… Да я живу в последнее время только тобой! Меня сюда, в твой дом, как магнитом тянет. Знаешь, вот сидел бы и смотрел на тебя целыми днями. И даже на работу бы не ходил. Ну как, как я без тебя? Не гони меня, Тинка… Или ты из-за Полинки так решила? Добродетель свою поранить боишься, да?
– Лень, не надо! При чем тут добродетель?.. И Полинка тут ни при чем. Просто так надо. Не могу по-другому. Не обижайся. Ну, пожалуйста… Уходи, Леня. Я и правда хочу побыть одна…
– Значит, мы к этому разговору еще вернемся?
– Нет, Лень, не вернемся. Не будем мы с тобой вместе жить. Нельзя. Обман это.
– Не любишь меня, значит?
– Нет, Лень, не люблю. Прости. Ты добрый, ты замечательный, ты спас меня, но все равно – прости…
– Ладно, Тин… Но ребенка-то я имею право признать?
– Да, конечно. Как захочешь…
Конечно, жестокость свою по отношению к Лениным чувствам Тина с трудом вынесла. Получилось, что всех она обманула – и Леню, и Полинку. Но ведь не ангел же она с крылышками, в конце концов! Просто человек, просто женщина. Женщина, радующаяся предстоящему своему подарку судьбы – материнству…
А через три месяца привезли Тине из Устинова и Митеньку. Не справились молодой папаша с юной мачехой с капризным малышом, решили обратно тетке отдать на воспитание. Тем более и она этому страшно рада была. Митенька вцепился ей в шею намертво и не оторвал своей белой головки от Тининого плеча до тех пор, пока Алеша с заплаканной виноватой Варей не скрылись за калиткой. Потом только отстранился чуть, заглянул счастливо-хитро Тине в глаза и протянул радостно: «Ма-а-а-ма…»
Так и осталась Тина жить в белореченском доме – без мужа, зато при двоих детках.
Анютка ей досталась довольно легко – и беременность свою она выносила без осложнений, и роды прошли по всем акушерским законам-правилам как по маслу. Уже на третий день из роддома домой выпросилась – душа не стерпела. Митеньку-то пришлось на это время к соседке тете Тане пристраивать. Леня хотел к себе его забрать, конечно, да она не дала. Чего зря Полинке душу травить? И так она перед ней виноватая оказалась, что слова своего не сдержала…