Бромвель распахнул полы ее домино и приник губами к нежной трепещущей груди. Калли задохнулась от внезапно пронзившей ее стрелы удовольствия и изо всех сил вцепилась в пальто графа, точно почувствовала в нем якорь, способный удержать ее в стремительно вращающемся вокруг нее мире. Ее собственное тело вдруг стало совершенно чужим: лоно сладко ныло от зарождающегося в его недрах желания, такого интенсивного, что граничило с болью. Девушка хотела быть с Бромвелем, познать его в некой первобытной манере. С изумлением она осознала, что жаждет обхватить его тело ногами и как можно теснее прижаться к нему.
Руки Бромвеля скользнули вниз по ее спине, сжали мягкие ягодицы, привлекая Калли к отвердевшему свидетельству его желания. Девушка дрожала, дыхание ее было прерывистым; она понимала, что балансирует на краю пропасти, готовая в любое мгновение устремиться вниз, но одновременно ощущая некоторую долю неуверенности и страха.
Бромвель издал низкий вздох и отстранился от девушки.
— Боже всемогущий, Калли…
Плотно запахнув полы ее домино, он снова привлек ее к себе и крепко обнял, зарывшись лицом в ее волосы. Она слышала, как тяжело он дышит, и купалась в жаре его тела. Некоторое время они стояли неподвижно, приходя в себя.
— Если мы продолжим в том же духе, — наконец произнес Бромвель, — я забуду о чести и совести. — Он коснулся губами ее волос. — Я должен проводить вас домой.
Калли понимала, что он прав, но тем не менее не хотела уходить. Она мечтала, чтобы это мгновение длилось вечно, жаждала получить разрядку, о которой страстно молило ее тело.
Тут ей пришло в голову, что они целовались прямо на улице, скрытые от посторонних глаз лишь тенью деревьев. Несомненно, подобное поведение не шло ни в какое сравнение со смелостью, свойственной дамам из их компании в беседке. Мысленно Калли назвала себя лицемеркой за то, что была столь шокирована прилюдной демонстрацией чувств, выказанной леди Дафной по отношению к одному из своих кавалеров, в то время как сама она только что предавалась страстным поцелуям с Бромвелем.
Девушка не сомневалась, что вела себя аморально, но никак не могла испытать раскаяния в своем поступке. Напротив, она раскаивалась лишь в том, что не может продолжать целовать графа.
Открыв глаза, Калли посмотрела ему в лицо. Губы его были слегка покрасневшими и чувственно приоткрытыми, а глаза под полуприкрытыми веками очень темными. Одного взгляда на его лицо, хранившее печать желания, оказалось достаточно, чтобы волнение захлестнуло ее.
Калли подумала, что между нею и леди Дафной все же есть разница. Леди Свитингтон играла чувствами молодого человека, которого едва знала, и Калли подозревала, что любому человеку, оказавшемуся в тот вечер поблизости, эта дама оказала бы такой же прием. Сама же Калли не мыслила ничего подобного ни с одним другим мужчиной. Лорд Бромвель, он и только он, был способен разжечь в ней пламя страсти.
Она сделала глубокий вдох и выдох, снова почувствовав, что балансирует на грани пропасти. Калли понимала, что, влюбившись в этого человека, рискует потерять не целомудрие, но собственное сердце.
По дороге домой Бромвель и Калли почти не разговаривали, все еще пребывая во власти завладевшего ими желания. Подобное чувство было не принято обсуждать вслух, и обоим приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы обуздать его.
Граф проводил ее до двери особняка Франчески и, откланявшись, направился к нанятому им экипажу.
Лицо его мгновенно превратилось в непроницаемую жесткую маску. Он отдал приказ возничему как можно быстрее доставить себя обратно в Воксхолл-Гарденз.
Приехав на место, Бромвель поспешил в беседку своей сестры. Его взору открылось неприятное зрелище: несколько пьяных молодых людей, а также изрядно захмелевшая мисс Суонсон и еще одна особа, которую он никогда прежде не встречал. Его сестра сидела на коленях какого-то незнакомца, бесстыдно целовавшего ее шею.
Второй раз за вечер Бромвель перемахнул через ограду, не потрудившись войти в беседку через дверь. Направившись прямиком к своей сестре, он схватил ее за руку и рывком поставил на пол.
Она вскрикнула и повернулась к нему со свирепым выражением лица, но тут же изменилась, узнав брата.
— Бром! Привет, милый. А я-то гадала, куда ты пропал.
— А местонахождение леди Каландры тебя не интересует? — грубо спросил он.
— Я полагала… — губы ее изогнулись в лукавой улыбке, — что девушка с тобой.
— К счастью для тебя и всех присутствующих, так оно и было, — отрывисто ответил он. В глазах его холодным свирепым пламенем полыхал гнев.
Дафна часто заморгала и мгновенно умолкла.
Мужчина, на коленях которого мгновение назад сидела леди Свитингтон, поднялся и теперь стоял покачиваясь.
— Кем вы себя, черт возьми, возомнили? Мне следовало бы вызвать вас на дуэль за… за то, что говорите с леди в таком тоне.
— Я брат этой так называемой «леди», и, спешу заметить, принимаю вызовы только от джентльменов. С людьми такого сорта, как ты, я не церемонюсь. Если хочешь, могу задать тебе небольшую взбучку, чтобы поучить уважению.