Ковбой

– Орел! – сияя глуповатой улыбкой, воскликнул Страхов. – Грудь в крестах, и голова не в кустах! Полмира исколесил, живой вернулся, с результатами! Не оскудела еще Святая Русь верными людьми!

Колмановский поморщился, едва-едва заметно, самую чуточку приподнял бровь с хорошо скрытой насмешкой. Простодушный Страхов этого мимолетного, хорошо замаскированного выражения чувств не заметил вовсе, а вот Бестужев усмотрел, а как же…

– Возможно, мне следовало бы проявить должное казенное гостеприимство – спросить чаю, а то и рюмочку коньяка, поболтать о пустяках… – сказал Колмановский, улыбаясь. – Но так ли уж это необходимо? Дела, Алексей Воинович, одолели, поэтому позвольте к ним и перейти… Не возражаете?

– Никоим образом, ваше… Сергей Петрович.

– Прекрасно, – кивнул Колмановский. – Предмет беседы нашей один-единственный: ваше, если можно так выразиться, устройство. Как вы догадываетесь, быть может, после всех свершений и наград вы просто не можете оставаться в прежнем вашем положении. Толковых людей следует при первой возможности продвигать в соответствии с заслугами… Давайте посмотрим, что вам можно предложить. В настоящий момент свободны сразу две вакансии начальников губернских жандармских управлений… но это все же провинция. Есть интересные вакансии в Департаменте полиции, особом отделе. Можно, в конце концов, перевести вас в дворцовую охрану, дворцовую полицию… Не то, не то… Я намерен предложить вам еще более увлекательную перспективу… В настоящий момент создается Специальный комитет по оборудованию военных судов новейшими электротехническими аппаратами – в первую очередь «дальноглядом», чьи чертежи вам так блистательно удалось раздобыть и доставить в Россию. Руководить им будет лично высочайший шеф военно-морского флота, его императорское высочество великий князь Алексей Александрович. Учреждение это, как вы видите и понимаете, весьма солидное и важное. Там найдется место самым разнообразным специалистам… как нетрудно понять по самому характеру будущего комитета, ему непременно понадобится толковый офицер, руководящий контрразведывательным обеспечением: военная тайна, новейшее изобретение, коего ни у одного из наших… конкурентов не имеется… Есть мнение… – он мимолетно поднял глаза к потолку, – именно вас на эту должность назначить. Вы, с вашим опытом, великолепным послужным списком, выдающимися качествами как нельзя более для нее подходите. Все мы люди, все рассуждаем не только о служебном долге, но и о вещах вполне житейских… Служебную значимость проекта вы способны оценить и без моих разъяснений, думается. Поговорим о вещах житейских. Для любого офицера служба под непосредственным началом его императорского высочества, в столь значимом комитете представляет собою великолепное подспорье для самой блестящей карьеры. О чем следует говорить без ложного жеманства: любая служба, неважно, гражданская или военная, предполагает карьерный рост – как и многие, почти все, виды человеческой деятельности. И всякий это учитывает. Стремление делать карьеру, если оно находится в здоровых рамках, вполне естественно… Что скажете?

Он смотрел словно бы простодушно и открыто – но взгляд стал цепок, пронзителен. «Ах, вот в чем дело, – подумал Бестужев. – Вы меня покупаете, господа. Резонно предполагая, что я могу уже догадываться об истинной подоплеке создания комитета, спешите на всякий случай взять в долю, как выражаются мазурики…»

– Сергей Петрович, – сказал Бестужев решительно, но без всякого вызова. – Премьер-министр Столыпин перед самой моей командировкой подписал распоряжение о назначении меня начальником Шантарского охранного отделения.

– Ну, это пустяки, которыми вам и озабочиваться не стоит, – усмехнулся Колмановский. – Я телефонирую Петру Аркадьевичу, и дело ваше моментально будет устроено. Вам и думать об этом не след, положитесь на меня.

– Простите… – сказал Бестужев упрямо, но опять-таки без вызова. – Вы, сдается мне, не вполне поняли… Я прошу дозволения отбыть к месту службы согласно имеющемуся распоряжению.

Страхов вскочил так бурно, что едва не свалил кресло:

– Голубчик, золотце, вы что, с ума спрыгнули? Какой может быть Шантарск, когда вам такое… такое… Пьяны вы, что ли?

– Виктор Сергеевич, – небрежно бросил Колмановский. – Позвольте уж мне… Алексей Воинович, вы это серьезно?

– Абсолютно, – сказал Бестужев.

Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза – без всякого противоборства. У Колмановского был умный, усталый взгляд циника, вовсе не находившего удовольствия в цинизме, просто-напросто по долгу службы обязанного все понимать. Бестужеву показалось, что его читают, как раскрытую книгу на хорошо знакомом языке.